Курсант: Назад в СССР 4

Дамиров Рафаэль

Комнатка убогая, с единственным оконцем на уровне колен. Дощатым полом и кривыми, обитыми непонятно какими деревянными панелями стенами. Как будто их уже откуда-то отдирали после нескольких лет службы и потом притащили сюда.

— Вся область всполошилась из-за суицида Кузнецова, — продолжал Горохов. — Молодцы, хорошо обработали, что сказать. Теперь, конечно, знаем, что в правильном направлении движемся. Но за то, что до смерти допросили — за это вам устный выговор. Как вы так его умудрились довести до самоубийства?

— Этот метод

такой, Никита Егорович, — оправдывался я. — Коронации, называется. А по простому — по лбу обухом, чтоб корона слетела.

— Конфронтации, — поморщилась Света, поправив меня. — Я просто не ожидала, что “пациент” такой неустойчивый психически окажется. При беседе налицо были признаки лжи и тревожности. Но он выбрал агрессивную позицию, как защиту в разговоре с нами. Я хотела размягчить его немного и дать тревоге завладеть психикой.

— Очень хорошо это у вас получилось, — язвительно заметил следователь. — Так хорошо, что он порезал себя. Слава Богу, хоть на вас не кинулся. Ну да ладно. Победителей не судят. Тела уже в областном СМЭ. Я туда еще Алексея отрядил. Лично смотрит за ходом проведения исследований. Ждем результатов, и от них уже будем отталкиваться. А на сегодня пока все. Отдыхайте. Завтра, я думаю, предварительные результаты уже будут.

***

Освободившись пораньше, мы вернулись в гостиницу. Вечер обещал быть долгим. Разузнав у местных о месторасположении кинотеатра, я решил пригласить Свету в кино. Но, как назло, из СМЭ уже вернулся Алексей и коварно упал нам на хвост. Пришлось это великовозрастное дитя взять с собой. Третьим лишним. И фильм, на который мы собрались, назывался прямо в тему: “Трое в лодке, не считая собаки”.

Горохов от похода в кино отказался. Заперся у себя в номере и в сотый раз изучал материалы дела. Чертил какие-то только ему понятные схемы, отрешившись от всего мира.

Комедию про собаку, Ширвиндта и Миронова я смотрел в сотый раз. Каждый раз с удовольствием. Но на большом экране и с красивой девушкой рядом — впервые. Правда, мой романтический настрой периодически безжалостно прерывался фырканьем и гоготанием Алексея. Он тыкал пальцем в экран и, оборачиваясь, хлопал то меня, то Свету по плечу:

— Смотрите! Лодка перевернулась! Гы-гы!

Видно, в Москве мама его в кинотеатры не пускала. Алексей до сих пор не был женат, и, казалось, это не особо его заботило. На досуге он изучал миграции чешуекрылых, тектонические процессы на острове Калимантан и прочие архиважные вещи, без знания которых считать себя полноценной личностью никак было нельзя.

После фильма до гостиницы решили прогуляться пешком. Сибирский городок с тихими улочками умилял своей провинциальностью и неспешностью. Небо высыпало кристаллики звезд на бездонную черноту.

Воздух в Абакане еще чистый. Нет бесчисленных угольных разрезов, что потом превратят его в один из самых загрязненных городов России.

Мы со Светой шагали неспешно по аллее вдоль проспекта, а Алексей семенил

следом, рассказывая нам интереснейшие факты о брачных играх галапагосских тушканов.

— Это тебе, Светлана! — он подскочил к нам, бесцеремонно отпихнув меня плечом, протиснулся и протянул веточку калины с гроздью замерзших алых ягод.

Где-то успел сорвать по дороге. А наш пострел повзрослел! Я недобро взглянул на Лешу. Тот, будто не замечая, что иду рядом, все теснил меня плечом подальше от Светы и лыбился, глядя ей в ясные глаза, в ожидании вздохов и ахов по поводу нестерпимой красоты его подарка.

— Не люблю калину, — поморщилась Света и не взяла веточку. — Она горькая.

Улыбка сползла с физиономии Каткова. Он часто заморгал, будто хотел расплакаться. Но тут же взял себя в руки и, отшвырнув веточку, попытался вновь натянуть улыбку:

— Согласен, горькая.

Когда он немного отстал от нас, я потихоньку спросил Свету:

— Зачем ты так с ним? Он же как ребенок. Могла бы и принять веточку.

— Вот именно, как ребенок, — прошептала Света. — Надумает себе лишнего. Лучше сразу обрубить.

— Сразу не получится, — улыбнулся я, глядя, как хмурится Катков. — Он в жизни женщин близко не видел, а тут ты всегда рядом. Скорее всего, уже всего надумал.

***

— Алло? Морг? Эксперта Шимченко как услышать? Да знаю я, что это бюро СМЭ. Но пока ваше название выговоришь, проще сразу по существу, — раздраженно разговаривал с телефонной трубкой Горохов на утренней планерке. — Шимченко, говорю, где? На вскрытии? А предварительные результаты по эксгумированным готовы? Отлично! Что там? Как не можете по телефону сказать? Это следователь по особо важным делам…

Из трубки Горохова раздался пикающий звук.

— Черт! — запыхтел он. — Бросили трубку, а заведующий на вскрытии. Бардак.

— Ну с одной стороны, они равы, Никита Егорович, — сказал я. — По телефону такую информацию говорить нельзя. Они же не знают ваш голос.

— Дуй, Андрей, в морг, и выясни, что там со вскрытием. Шимченко обещал сегодня в ночь все закончить. Они там консилиум целый собирали. Должны были экспертизу родить быстро. Там им уже со всех инстанций звонили. Я постарался, навел шуму.

Я поспешил в морг. Вернулся быстро. Абакан по площади небольшой город. Переплюнуть можно.

— Ну что? — уставился на меня следователь, когда я вошел в кабинет через полчаса. — Почему не отзвонился?

— Зачем звонить, когда я уже заключение забрал, — с гордостью положил на стол стопочку отпечатанных на пишущей машинке листов с синюшными оттисками печати и размашистыми подписями внизу.

— И?! — задохнулся от нетерпения Горохов.

— Сами почитайте.

Следователь судорожно долистал до выводов. Бегло рассматривал строчки, затем раздраженно отшвырнул заключение в сторону:

— Так расскажи, я в этих медицинских терминах смыслю столько же, сколько папуас в ракетном топливе.