Курсанты
Шрифт:
Первичная чистка – это отчисление недисциплинированных и систематически неуспевающих курсантов. Проводится она в первоначальные три месяца, максимум четыре, когда вместо них можно взять человека из резерва с уверенностью, что он нагонит программу. Таких отбирают в отделе кадров и предлагают подождать. Как? Если есть работа в училище – можешь поработать, возможно, и повезёт. А нет – работай до следующего года, если не раздумаешь.
Но существует ещё и вторичная чистка, осуществляемая на втором году обучения, когда начинаются полёты. Бывают такие безнадёжные в лётном деле, хотя с теорией у них и всё нормально.
Остающихся
А исчезновение Байказакова некоторые заметили только тогда, когда Горчуков зачитал приказ о новом заместителе старшины нашей учебной группы.
––
Сейчас нет комсомольских собраний, потому что нет комсомола и комсомольцев. А тогда были.
Это собрание решили совместить со строевым собранием, чего ж дважды собираться. После обеда с грохотом разобрав стулья, устроились в холле казармы. Рядом со мной уселись Гарягдыев, новый заместитель старшины Тарасова Володя Варламов и его сосед по кровати, неизменно, словно тень всюду следующий за ним от подъёма до отбоя весельчак и балагур Серёга Каримов. Где бы и в какое время его не увидел – рот его всегда был раскрыт до ушей в лучезарной улыбке. Был он необычайно подвижен, и сидеть спокойно не мог и минуты: дёргался, чесался, сопел носом, кашлял, беспрерывно вертел головой на все 360 градусов, лез руками в карманы, что-то вынимал оттуда и снова прятал. Вдобавок он то и дело пытался болтать и его постоянно одёргивал его друг Варламов.
Сначала старшины доложили о состоянии успеваемости и дисциплины в учебных группах, подвели итоги. Наша группа, в который уже раз была первой. Нам повезло, что у нас почти не оказалось кавказцев. Был парень слонёнок Цысоев, но учился он отлично, и язык знал хорошо. С дисциплиной, правда, не особо ладил, но всё по мелочам и это ему прощали за его внешний вид и малый рост: ну что взять с ребёнка. А в основном в группе оказались россияне, украинцы, несколько белорусов. Было несколько казахов, но, однако, парни грамотные и неплохо владеющие языком. Надо отдать им должное: языком они владели лучше всех других национальностей. Был один немец, педантичный до долей секунды, как большинство немцев и ужасно медлительный – черепаха казалась подвижней – Иосиф Граф, но учился он пока без двоек и почти без троек. Да ещё был один армянин Казар Акопян из Еревана, которого по русскому окрестили Гришей. Вот он-то и давал львиную долю неуспеваемости нашей группы, но один всё-таки многого сделать не мог. В смысле существенно понизить общий балл. И языком он владел хуже всех. Даже туркмен Гарягдыев по сравнению с ним казался незаурядным полиглотом.
Затем слово взял командир роты.
– Из пяти рот батальона – первого курса, по успеваемости и дисциплине наша рота занимает первое место. А из всех учебных групп второе место заняла группа Тарасова. Ей не хватило самой малости до первого места. И виноват в том курсант Акопян, словно гиря тянущий назад весь коллектив группы.
Гриша, заслышав свою фамилию, привычно встал по стойке смирно и смиренно опустил
– Вот он, полюбуйтесь! – распалялся капитан. – Сколько уже раз был у меня на беседах, был на протирке и у командира батальона, неоднократно давал обещания подтянуться. А воз, как говорится, и ныне там. Дождёшься отчисления, Акопян. Сколько у тебя хвостов?
– Дрбра! – буркнул тот что-то невнятное.
– Сколько, сколько? По русскому говори.
– Это… два.
– По каким предметам?
– Это… по этому, ну, как его, который впереди, я марка забыл.
– По авиадвигателю Аи-14 у него хвост, – пояснил старшина. – И по метеорологии у преподавателя Курякина никак тройку не выпросит.
– Вот! – поднял палец Дубровский. – Это основные предметы лётчика. Когда, Акопян, сдашь хвосты? Отвечай перед всей ротой.
– Ну, это… когда этот спросит.
– Кто спросит?
– Ну, этот, преподаватель.
– Ты сам к нему должен идти, как будешь готов. Даю тебе ещё неделю. Не сдашь – будем думать об отчислении. Старшина, возьмите на контроль. Теперь о следующих показателях. На недавнем смотре строевой подготовки мы тоже не последние были. Вы сами заметили разительные перемены. Хорошо ходите в строю, все сдали зачёты по уставам, у каждого появилась чёткость движений, подтянутость. Необходимо и дальше развивать в себе эти качества. Вот и всё, пожалуй, что я хотел вам сказать. Вопросы есть?
– Разрешите, товарищ капитан? – вскочил Серёга.
– Пожалуйста!
– Курсант Каримов. Я насчёт увольнений хочу спросить…
– Да, три месяца воли не видели, – поддержали его.
– Я бы хоть сейчас многих отпустил, в ком уверен. Но командование считает, что ещё рано. Считает, что вы ещё не знаете хорошо местных условий, недостаточно привыкли к нашей жизни, недостаточно знаете взаимоотношения с местным населением. Я имею в виду гражданскую молодёжь. Они иногда умышленно вызывают курсантов на конфликты, возникают недоразумения, иногда и драки. И в основном из-за девушек.
Среди курсантов прокатился ропот недовольства.
– Не нужно возмущаться. Думаю, скоро будете ходить в увольнения. Конечно, кто заслуживает. А имеющие неуды – даже не думайте. Обещаю, что завтра подниму вопрос на методическом совете батальона.
На этом строевую часть собрания закрыли, и вперёд вышел секретарь комсомольской организации роты Александр Юхнов.
–Товарищи комсомольцы! Собрание это внеочередное. Возникла необходимость поговорить о моральном облике некоторых членов нашего коллектива, в частности о курсанте Щебланове.
Большинство уже знало о его проступке. А вернее, элементарном воровстве. Многие ребята в свободное время занимались вытачиванием моделей самолётов из цветного плексигласа. Работа это кропотливая, требующая большого терпения и определённых способностей. Но зато, сколько удовольствия испытывал «конструктор», когда истребитель или транспортный самолёт был готов. Модель сбегалась смотреть вся рота, и никто не оставался равнодушен. Особенно хорошо это получалось у братьев Козловых. Даже в столовой и на занятиях их можно было увидеть с пастой и куском бархотки, шлифующих детали своих изделий. Казалось, они и во сне не расстаются с этими атрибутами. Их модели можно было назвать самыми настоящими произведениями искусства. Готовые вещи уже склеенные обычно стояли в тумбочках их владельцев.