Курсистки
Шрифт:
– Вот видишь! У него отказали тормоза. Могли шланг подрезать. Поэтому он и повернуть не успел. Кто – то ему испортил тормоза, нарочно!
Глядя на возбужденную Вику, Ксюша и Иван с сомнением покачали головой.
– Стоп! Какой тогда смысл похищать сына, потом убивать отца? А выкуп кто выплачивать будет? – Ксюша попыталась рассуждать логически.
– Да не звонили насчет выкупа!
– Могут еще позвонить. Что там, в прокуратуре, думают, Иван?
– Что они могут думать? Основная версия – выкуп. Все звонки с домашнего телефона и сотового Софьи переводятся на Сашкин мобильник. Пока, при мне, никаких
– Ну! А я что говорю! Какой выкуп? По – моему, Тошку взяли, чтобы напугать Гурского. Знать бы, что от него хотят…
– Так ведь теперь и хотеть не от кого! – Ксюша задумалась, – А не привет ли это из прошлого Соньки? Вернее, ее отца? Он кем был?
– Председатель областного суда.
– Вот. Обиженных, наверняка, не один. А, если, кто, им засуженный несправедливо, сейчас на свободу вышел?
– При чем здесь Тошка? А Гурский?
– Кому – то нужно мстить, вот и выбрали дочь и внука, – как – то уже неуверенно произнесла Ксюша.
– Не гадайте. Я знаю, кто мог украсть Антошку, – В кухню, закутанная в теплый халат, вошла Соня.
– Привет, Сонечка, – Ксюша подошла к ней и поцеловала в прохладную щеку.
– Ты о чем, Соня? – Иван насторожился.
– Помните, Ядвига еще говорила, что за все содеянное в этой жизни нужно платить? Вот и пришла пора мне расплачиваться за ту драку, – Соня устало присела на кухонный диванчик.
– Ты хочешь сказать, что та твоя подруга…
Соня молча кивнула.
– Нет! Это уже слишком! Похищать ребенка! Она что, ненормальная?! – Вика возмущенно взмахнула руками.
– Соня, а ты, вообще-то знаешь, что с этой девочкой было потом, после драки? – Ксюша понимала, что подруге трудно вспоминать прошлое.
– Знаю только, что она долго лежала в больнице. Отец оплачивал лечение, где – то с год, наверное. Потом, как рассказывал мне уже Саша, мать девочки отказалась от помощи.
– Вы же жили рядом? Может быть, соседи знают, что с ней было дальше?
– Да, нам рассказала их соседка по площадке, что Аня вернулась из больницы в инвалидной коляске, – Соня вдруг расплакалась, – Не могу! Как представлю ее, неподвижную! Господи, что же мы наделали тогда? Как же она может такое простить?
– Подожди, Соня, – Иван дотронулся до ее плеча, – Скажи, а где эта Аня сейчас?
– Они с мамой уехали почти сразу же, как вернулись из больницы. Соседка не знает, куда. Саша пытался найти по базе Ларцевых. В городе они не прописаны. Видимо, уехали совсем. А вот теперь вернулись…
– Чушь! Через столько лет! Чтобы украсть ребенка? Зачем? Деньги нужны? Почему тогда не звонят? И при чем здесь Гурский? Он – то кому помешал?! – почти выкрикнула Вика и осеклась.
– Да…А где Саша? – Соня смотрела на Вику, которая застыла с прижатыми к лицу руками, – Ваня, Саша в прокуратуре до сих пор?
– Нет, Соня. Саша попал в аварию.
Она смотрела на мужа Вики, и весь ужас последних часов вернулся к ней вновь. Перед глазами встала Аня, неподвижно лежащая на земле в разодранной красной куртке. И, полные осуждающей ненависти глаза молодого милиционера. Соня уже не сомневалась, что с мужем беда. Ей могли бы уже ничего не говорить. Она все поняла по застывшему с выражением полного отчаяния лицу Ивана. Ничего нельзя вернуть. Отняв у кого – то, рано или поздно теряешь
Глава 17
Бабье любопытство гнало ее в тот дом, где она раньше жила. Валерия Георгиевна Шляхтина знала точно, что никого из знакомых там не найдет. И не потому, что все вдруг разъехались: просто Валерия Георгиевна подъездные знакомства никогда не поддерживала. Правило у нее такое было, не замечать соседей: глядишь, и твоя жизнь для них будет закрытой. То, что она ошибалась, она поняла на суде: о ее жизни соседи знали все. А что не знали, то додумали. И выяснилось, что ее никто не любил: именно за скрытность нрава, больше не за что: подлостей соседских она никому не делала. Оказалось вдруг, что и мужа до развода она довела, и дочь свою в дворовую компанию вытолкнула. Мол, девочке тошно было смотреть на, мягко скажем, непотребное поведение мамочки. Что такого непотребного Валерия совершила, она понять не могла: со Шляхтиным они жили каждый сам по себе по обоюдному согласию. А, следовательно, на личную жизнь каждый имел свое личное право. Только вот разница – то была в чем: Шляхтин имел все на стороне, а она водила своих любовников домой. И все это видели. Ну, сглупила. Так и получилось, что каждое слово, сказанное на суде, было не в ее пользу. И такой дрянью ее выставили, что снисхождения от тетки – судьи она уже и не ждала.
А Лунев – то оказался каким паршивцем! Даже адвоката толкового найти не захотел, на деньги пожмотился, не иначе.
Валерия Георгиевна довольно резво соскочила с подножки остановившегося трамвая. Вот и конец путешествию.
То, как она ехала в поезде, в общем вагоне, ей вспоминать не хотелось. Как люди отличали в ней только что освободившуюся зечку, для нее было загадкой. Две бабы с соседних полок вроде и поглядывали жалеючи, но сумки свои все время к груди прижимали, почти не таясь. А ей вдруг стало обидно: она же не воровка какая – то.
Во дворе было безлюдно. Валерия Георгиевна остановилась перед подъездом и посмотрела на окна бывшей квартиры. Если она все поняла правильно из последнего письма Зинаиды, квартиру эту Вика продала. А ей, матери, купила однокомнатную в обычной хрущевке. Да еще и на окраине города. Хороша доченька!
Валерия Георгиевна не знала о том, что Шляхтин написал завещание. Как ему могла прийти в голову эта мысль, ему, здоровому оптимисту по жизни? Он даже ни разу не был в поликлинике, ни на что не жаловался, а простуду, редко достававшую его по осени, лечил сладкими ментоловыми конфетками. И – проходило! Завещание – это ведь почти привет с того света!
Он ее, жену свою, даже не упомянул. Даже на память о себе не пожелал ничего оставить. Все – Вике. Вика, конечно же, Валерии дочь, не чужой тетки, но – обидно. Осталась Валерии Георгиевне только ее трешка и салон красоты. Да вот еще Вика выделила матери на бедность однокомнатную квартирешку. Салон уже давно дохода не приносил, за десять лет обретя только конкурентов и долги. Валерия Георгиевна рассчитывала только на деньги, скопившееся на счету от сдачи квартиры. За вычетом оплаты услуг посредника. А это не так уж много, учитывая, что пожить – то еще хочется. Остается только Вику к совести призвать.