Курсистки
Шрифт:
– Хорошо, – согласился врач, открывая перед Бориным дверь.
– Следователь городской прокуратуры Борин, – сухо представился он, стараясь не показывать своего отвращения к лежащей на кровати женщине, – К вам, Косова, у меня только один вопрос и я советую на него ответить. Где сын Софьи Гурской?
– Не знаю, о чем вы, – она отвернулась к стене.
– То, что это вы похитили ребенка, факт. Вас опознала соседка по даче Гурских и Вера Сергеевна Мочалова, соседка Кучнева. Ребенка видели с вами. Ну?! – в голосе Борина послышалась
– Колька его отвез куда-то.
– Точнее? Только не нужно утверждать, что вы не в курсе.
– Точно не знаю. Мне это неинтересно. К цыганам. Он у них наркоту покупал. Задолжал много, придурок. Не найти вам его. Пусть Сонька мучается! Сука! Из-за нее я здесь! – перешла Косова на визг, но Борин уже ее не слушал.
Около приемного покоя он увидел машину Гордея Прохорова. Гордей и Вика кинулись к нему.
– Что, сказала?
– Все, что она знает, это то, что Кучнев отвез ребенка к цыганам, – Борин смотрел на Гордея.
– Я понял, – ответил Гордей, – Отвезите Вику, я позвоню, как только что – то выясню.
…Он никому не рассказывал, почему живет не со своими. Никому, кроме Агнессы Бауман. Скрой он от нее это, она не взяла бы его на работу. Он пришел к ней в тот момент, когда его пятнадцатилетняя дочь еще была больна. Больна так, что не было никакой надежды, что она поправиться.
Он очень любил свою жену. Любил так, что прощал все. И был слеп. А потом было уже поздно себя казнить. Вынимая тело жены из петли, он не видел ничего вокруг. А в дверях ванной комнаты стояла и беззвучно плакала их десятилетняя дочь. Маленькая копия его покончившей со своей жизнью любимой женщины. В этот день девочка замолчала и перестала улыбаться. На следующий день после похорон Гордей с дочкой уехал в Бугры. Подальше от дома.
Агнесса вылечила Лейлу за один раз. «Я только сняла с нее испуг», – сказала она Гордею. А через год она радовала отца белозубой улыбкой.
Теперь он ехал к своему брату, рассчитывая на его помощь. И на разум своих соплеменников.
Глава 38
Казалось, что в комнате собрались те, кому не о чем поговорить, так было тихо. Соня то и дело подходила к окну, выглядывала во двор и садилась снова на кроватку сына. Вика так же молча листала первую, попавшую ей в руки, детскую книжку. Это был альбом для раскрашивания с рисунками героев мультфильмов. Сидеть она не могла, так и ходила по комнате, стараясь чаще оказываться рядом с окном, но так, чтобы не заметила Соня. Только Анна терпеливо ждала звонка Гордея Прохорова, сжимая в руке мобильный телефон. Она была уверена, он позвонит, как только будут новости.
С того момента, как Вика приехала и сказала, где находится Тошка, они не обменялись и парой фраз. Все слова теперь были лишними, осталось только ждать. И они ждали.
Анна смотрела на бескровное лицо Сони и думала о том, что было бы с ней, если бы ее сын… Но, у нее не было сына. И дочери. И не было надежды.
«А бабушка была права. Я могла бы закончить свои дни, как Косова», – решила она. Вика, наконец, устав от бесполезных метаний по комнате, примостилась на стул, стоящий возле компьютерного стола. Она поймала себя на мысли, что невольно рассматривает задумавшуюся о чем-то Анну. «Какое лицо у нее необычное. Словно светиться изнутри. Глядя на нее, даже мысли об ее причастности к чему-то плохому, а тем более преступному, не возникнет. В ней что-то есть от Агнессы, то, как она смотрит. Словно знает о тебе все. И все понимает и прощает, что не так. Но, жалости она точно не вызывает», – подумала она, покосившись на палку, стоящую рядом с креслом Анны.
Первым зазвонил сотовый Софьи.
– Да? Леонид Иванович? Нашли? В первой детской? Что с ним? Просто спит? Конечно, нужно, чтобы врач осмотрел. Я приеду, сейчас же! Хорошо, дождусь Гордея, – Софья облегченно заплакала…
Глава 39
Татьяна Сердюк, в прошлом Танька Косова, в бессильной злобе смотрела в больничный потолок. Она уже сосчитала все трещины, счетом двадцать одна, две вмятины, три лампы в светильнике, четыре пожарных датчика. Она скосила глаза направо. Дверь и умывальник. Налево – уличное окно с решеткой и возле него обшарпанный стол. Прямо она старалась не смотреть. Там находилось огромное окно, почти во всю стену. А за стеклом двигались люди. В форменной одежде. Медсестра в белом халате и мент в кителе. Молоденький сержант что – то говорил девушке, склонившись к самому ее уху. Девушка улыбалась. А ей, Таньке Косовой, оставалось только задыхаться от злобы и зависти, проклиная свое, ставшим опять непослушным, тело.
28.08.07 г.