Куртизанка
Шрифт:
— Видите ли, мы с вами разыскиваем одного и того же человека. А именно убийцу вашего супруга. И мы оба хотим добиться справедливости. У меня имеются веские причины полагать, что виновные стороны несут ответственность за некоторые зверства, совершенные в моей стране.
— Вы же занимаете должность временного поверенного. Зачем вам моя помощь?
Он не сводил с нее глаз, выдумывая, изобретая и складывая ее по кусочкам, создавая партнера, который, при наличии некоторого опыта и женских хитростей, способен выманить преступников из убежища. Ее целеустремленность и скорбь могут оказаться очень кстати там, где другие потерпели неудачу. Он понимал, что выполнить
— Сотни персов обманывают нереальными посулами и вывозят из страны, чтобы они трудились в качестве рабов на картели и жестоких владельцев рудников. Найти виновных в этом деле очень непросто. Самостоятельно выявить их мне не удалось. Практически невозможно проникнуть на их рудники и еще труднее проникнуть и понять их психику.
Кир рассказывал ей о тяжелом и трагичном положении персов на рудниках в Южной Африке. Африканцев, по его словам, совсем не радует всплеск активности в добыче золота и бриллиантов. Большинство из них предпочитает заниматься фермерством, а не уродовать землю в поисках скрытых в ней сокровищ. Поэтому нехватка рабочих рук привела к экспорту рабов из других стран.
«С этими людьми очень опасно связываться, жизнь моя. И до сих пор ответственность за урегулирование этой проблемы лежит на других».
— Вы — единственная, к кому проявил интерес месье Жан-Поль Дюбуа. Но я сомневаюсь, что вы станете близким ему человеком. До сих пор этого не удавалось ни одной женщине. И ни один мужчина не стал свидетелем того, что происходит на его рудниках, а потом выжил, чтобы рассказать об этом. Тем не менее свидетель очень нужен, просто жизненно необходим для того, чтобы убедить шаха в виновности Дюбуа.
— Месье Амир, — перебила его Симона, — вы предоставляете мне оружие, а я обещаю не только проникнуть на его рудники, но и добыть вам свидетеля.
Глава сорок третья
Южная Африка
Январь 1903 года
Резиденция месье Жана-Поля Дюбуа в Намакваленде — обдуваемой всеми ветрами полоске земли вдоль юго-западного побережья Южной Африки — напоминала средневековую крепость. Высокие каменные стены преграждали доступ чужакам. Пол был вымощен плитами неяркого цвета жженой охры, камины, топившиеся углем, а не дровами, походили на разверстые пещеры, бархатные драпировки отгораживали от окружающего мира, создавая ощущение уединенности, а в воздухе чувствовался слабый запах серы и плесени.
Поместье походило, скорее, на гигантский роскошный выставочный зал, в котором властвовали женская красота и величие, свидетельствовавшие о страсти хозяина к коллекционированию. В рамах и подрамниках самого Астера были выставлены и такие шедевры, как «Спящая Венера», «Туалет Венеры» и «Венера, любующаяся собой» Франсуа Буше, «Портрет Матильды де Каниси» в жемчужной тафте кисти Жан-Марка Натье, «Портрет графини Скавронской» в бальном платье кисти Элизабет Виже-Лебрен. Глаз отдыхал, вбирая яркие брызги цвета в однотонной и мрачной окружающей обстановке. Подрамники у стен ожидали внесения в каталог или замены висящих на стенах полотен, в общем, я так и не успела толком понять, для чего.
Мы высадились в Южной Африке прошлой ночью, перед рассветом, после более чем пятнадцатидневного путешествия. Моя основная задача заключалась в том, чтобы медленно и всецело
В большой спальне над массивным камином висит огромный портрет, приковывающий к себе внимание. Молодой человек с меланхолическим выражением лица, бездонными зрачками и выпяченными губами с недовольством взирает на меня сверху вниз. Сходство его с месье Жан-Полем Дюбуа несомненно. Должно быть, это его сын, сосед Кира по комнате в Сорбонне, юноша, потерявший руку на дуэли.
Но на картине у него была рука.
«Месье Жан-Поль Дюбуа презирает уродства и увечья, — поведал мне Кир, когда мы с ним в первый и, как оказалось, последний раз встречали Новый год в Персии. — Навруз — праздник весны, символизирует торжество света над тьмой. Обними меня крепче, моя любимая жена, я не смогу покончить со своим прошлым и забыть его, пока мы не пройдем по нему вместе».
Что главное он доверил ненадежной памяти? А о чем умолчал? Глаза мои наполняются слезами при воспоминании о той ночи, когда с выложенных голубой плиткой минаретов звучал призыв к молитве. Я прижимаюсь грудью к полке над камином под портретом и умоляю Кира ниспослать мне еще один знак. Почему он забыл меня сейчас, когда я нуждаюсь в нем более всего? Может быть, он обвиняет меня в том, что я с подозрением отнеслась к его другу Мердаду? А как я могу доверять ему, когда все улики свидетельствуют против него? А может быть, Кир сердит на меня за то, что я приехала в Намакваленд? Но у нас с месье Жан-Полем Дюбуа раздельные спальни. Я пытаюсь подавить нарастающий запах желания — гладкий, как янтарь, золотистый и сладкий, как мед, и еще яростный и неудержимый.
— Вы плохо спали! — звучат у меня за спиной громоподобные раскаты голоса месье Жан-Поля Дюбуа.
От неожиданности я вздрагиваю и отступаю от портрета его сына. Вытирая глаза, я стараюсь найти нужные слова.
— Нет, вовсе нет. Напротив, я спала очень хорошо. А вы?
Он высовывает свой змеиный язык, чтобы лизнуть меня в мочку уха.
— Я спал мало. И плохо.
Я поворачиваюсь к нему лицом, обнимаю его за шею, и мои поры превращаются в крохотные пульверизаторы, извергающие на него аромат валерианы. Поверх его плеча я вижу именную табличку, которая приковывает мое внимание: СПАЛЬНЯ ПЕРСИДСКИХ МОНАХИНЬ. Табличку окружают портреты монахинь с лицами чистыми и свежими, как роса, с губами блестящими, как натертые воском яблоки, и с четками чувственными и порочными, как жемчужины.
Я в комнате Кира.
Эти подрамники, холсты и образы делили с ним то же пространство. Я жестом указываю на табличку.
— Вы даете имена всем своим комнатам?
— Нет! В этой комнате живет мой сын, когда приезжает сюда. Его друзья иногда проводят здесь ночь или две. Вы ведь тоже когда-то жили в Персии? В таком случае вы должны оценить аналогию между обычаями и чадрой.
Я склоняю голову набок, что должно означать знак вопроса.
— Вуаль, как вам известно, должна скрывать женщину от всех мужчин, за исключением ее мужа. Обычай тоже укрывает монахиню от остальных мужчин, не исключая, хвала Господу, ее супруга.