Кусачий клуб
Шрифт:
— Я не могу остаться, — сказала Миранда, и повернулась, чтобы встретиться взглядом с Клер, потом с Евой. — Майкл прав. Я — дополнительная проблема для вас. Проблема для всех, и будет лучше, если я буду сама по себе. Со мной всё будет хорошо.
— Ты уверена?
Миранда кивнула. Она остановилась на крыльце, похожая на грустную девочку, уходящую в школу, и сказала, — Он не остановиться на этот раз. Клер, ты должна понять, всё совершенно иначе, нежели было в прошлый раз. Это война. Амелии придется воевать.
Амелия воевала
Шейн. Шейн был в центре всего этого.
— Мир, ты можешь мне сказать что-нибудь еще…?
— Нет. Ничего, что не привело бы к твоей смерти. — Миранда подняла мешочек с едой. — Спасибо за сэндвичи. И печенье. Печенье мне очень понравится.
Затем она пошла в серый, холодный день, и они обе смотрели ей в след, пока она не скрылась из виду.
— Мы только что совершили какую-то ошибку? — спросила Ева. — В смысле, она всего лишь ребенок. Мы должны были заставить ее остаться.
— Я не думаю, что у нас получилось бы, — сказала Клер. — И она, наверное, права.
Безопаснее для всех, если она уйдет.
И все же, она не могла забыть о… о Миранде, оставшейся наедине со всем, что происходит в ее голове. Такой же одинокой, какой Клер временами себя чувствовала, у нее не было ничего похожего на такую изолированность.
Мне хотелось бы знать, как ей помочь.
Но, правда такова, что иногда ничего нельзя было сделать.
ШЕЙН
Как только я начал драться, это было всё, о чем я мог думать в ближайшие несколько дней.
Не было ничего похожего на это, особенно, когда Глориана присутствовала при этом вместе с Василием, наблюдая…. Я чувствовал себя непобедимым. Даже наказание было просто еще одним видом одобрения — каждый раз, когда Джестер ударял меня, это воспринималось, как похлопывание по спине, и приглашение бить сильнее.
Что я и делал.
Да, я думал о спортивных напитках, тех, что Глориана держала в холодильнике. Мы все пили их, и это помогало нам не отставать от вампиров. Какая-то часть меня гадала, что в них было, но эта часть была маленькой, и была задавлена частью, возбужденной от свободы. Это была свобода — свобода от всех вещей, что я сдерживал. Свобода ненавидеть. Свобода сокрушить. Никаких правил, никакого чувства вины. Сейчас я дрался так же, как они.
Потому что именно этим можно было победить их. Драться, как животное, без всякого страха.
— Ты быстр, — сказал Джестер в последний день запланированных спаррингов. — Каждый раз становишься быстрее. — Он насмехался надо мной, от вида его клыков мой пульс участился — не от страха, а от агрессии.
Потому что я одновременно хотел выбить эти клыки и стереть эту ухмылку с его лица. — Ты должен дать себя укусить, — сказал он. — Ты был бы хорошим вампиром.
— Заткнись и дерись.
— В чем дело?
Мирнин.
— Заткнись, — сказал я и ударил его в лицо. Он не ожидал этого, и упал, но вампиров никогда не было так просто уложить на ковер надолго. Он вскочил, рыча, и я сместился назад, наблюдая за его смещением веса. Он собирается меня атаковать. Джестер всегда атаковал меня.
Когда он это сделал, я ударил быстро, пригнувшись под его ногой, врезавшись плечом в его центр массы и поднимая его над ковром. Без точки опоры, он был не намного лучше обыкновенного человека, но я должен был остерегаться его рук — они могли раздавить кости, а ногти у него были такими же острыми, как ножи. Я швырнул его себе за спину головой вниз, и быстро завел его руки за спину. Наверное, это было больно, потому что впервые я услышал нечто похожее на крик от боли.
От вампира.
От этого звука я почувствовал себя превосходно.
Кто-то захлопал в ладоши. Это было Глориана, наблюдавшая за мной, прислонившись к канатам с прекрасным изяществом.
— Это было прекрасно, — сказала она. — Бедный Джестер. Я думаю, что он просто побежден, Шейн. Теперь ты должен отпустить его. Думаю, он усвоил свой урок. Не так ли?
Я обвил свои руки покрепче и почувствовал, как что-то рвется. На этот раз, Джестер закричал.
— Хватит, — рявкнул Василий, и нырнул под канаты. Он схватил меня за плечо, чтобы оттащить меня.
— Мне он нужен больше, чем ты, парень.
Я отпустил, потому что не должен драться с Василием. Просто не должен. Это было правило, одно из немногих правил оставшихся теперь.
Глори и Василий, они были под запретом.
Однако, в остальном… это просто свобода. Драться, пока они не скажут стоп.
— Ах, — сказал Василий. — Он наблюдает. — Казалось, его это не осчастливило. Я посмотрел вверх, и, мне показалось, что я увидел там тень за толстым стеклом. Вытянутое, худое лицо, старое и бледное, показавшееся почти знакомым, но оно исчезло в размытом пятне его движения. Василий вздохнул. — Ты видел это, Шейн?
Я кивнул.
— Я этого боялся. Глори, не могла бы ты?
Все затуманилось, все четкие грани и поверхностные воспоминания. Всё ушло. Что бы это ни было, я должен был помнить… Ну, я не помнил.
Я непроизвольно посмотрел на окно, но не смог ничего увидеть. Вероятно, это всего лишь отражение. Я видел отражение.
— Здесь слишком много народу, — сказала Глори Василию. — Мы должны провести операцию раньше, чем планировали — по крайней мере, поединок.
— Да, — сказал он. — И лучше бы нам иметь третий вариант, на всякий случай. Я не хочу, чтобы кто явился на нашу вечеринку без приглашения. У тебя есть списки людей, которым мы можем доверить заполнение мест?