Кутузов
Шрифт:
В этот день турки потеряли три тысячи человек; у русских выбыло не более тысячи, но урон этот для армии был чувствительным по причине ее малочисленности.
Явившийся на место боя с пятью казачьими полками Сысоев послал янычарам предложение о сдаче. Те отвечали, что явились сюда вовсе не для того, чтобы сложить оружие, а чтобы побить русских. Это было бы похоже на пустую браваду, если бы к ним не прибывали все новые и новые подкрепления. Кутузову стало ясно, что великий визирь решил прочно утвердиться на левом берегу Дуная и дать ему бой. Он приказал спешить к Журже не только корпусу
Рассчитывая собрать до десяти тысяч человек против двадцати тысяч переправившихся турок, Михаил Илларионович намеревался разбить визиря, если бы тот атаковал его «на равнинах». Он расположил свои силы на расстоянии дальнего пушечного выстрела от редута, на пустынном, высохшем болоте. Солдаты окапывались, возводили ретраншементы, ставили батареи.
Между тем в течение нескольких дней турецкое войско на левом берегу выросло до 40 тысяч. Великий визирь перевез через Дунай кавалерию, артиллерию, приказал построить цепь редутов. Наконец, он сам оставил главный лагерь у Рущука, чтобы лично руководить сражением.
Бухарест охватила паника. Многие бояре, прихватив свое добро, как это они делали не раз, бросились в Трансильванию. Остальные готовились последовать их примеру. Французский консул Ду усердно разжигал антирусские настроения в валашских верхах.
Теперь перевес турок измерялся не вдвое, а вчетверо большими силами. Михаил Илларионович решился поэтому на свой страх и риск придвинуть 15-ю дивизию Евгения Ивановича Маркова. Не было времени ожидать высочайшего соизволения из Петербурга, которое могло бы прийти слишком поздно.
И Ахмед-паша, и Кутузов выжидали, словно предлагая друг другу за шахматной доской сделать первый ход.
10
На огромном фронте в тысячу верст стояли две неравные армии.
70-тысячное войско великого визиря занимало оба берега Дуная – у Рущука и Слободзеи. А выше по течению, у Виддина, 20-тысячный корпус Измаил-бея грозил зайти русским в тыл. Было от чего призадуматься. Кутузов, учредивший свою главную квартиру в восьми верстах от своего лагеря, напряженно размышлял, изыскивая пути к победе.
В то время как армия Ахмед-бея неподвижно стояла на месте переправы, лишь укрепляя свои позиции, опасность усилилась на правом крыле. В начале сентября Измаил-бей перешел Дунай и заставил генерала Засса очистить город Калафат. Теперь турки могли ворваться в Малую Валахию. Одновременно Мирзоян доносил из Бухареста, что неприятель готовит еще одну переправу, на сей раз на левом фланге – восточнее Рущука, у Туртукая. Беда грозила со всех сторон.
Засс просил Михаила Илларионовича срочно о помощи. Кутузов сам располагал более чем скромными ресурсами, но подкрепил его 6-ю батальонами и 5-ю эскадронами, приказав отбросить Измаил-бея назад к Виддину. Мысли его были неотвязно прикованы к возможным действиям великого визиря Решида Ахмед-паши.
Русская армия полукольцом, с двух сторон примыкавшим к Дунаю, охватила неприятеля. Редуты правого фланга прикрывал отряд генерал-майора Булатова. В центре, к западу от Слободзеи, находился корпус
Войска визиря непрерывно получали подкрепления, но Кутузов не считал себя «против него слабым». Он стремился блокадой изнурить турецкую армию, о чем сообщал военному министру Барклаю-де-Толли: «Необходимо нужно было запереть неприятеля таким образом, чтобы: 1) стеснить ему способы прокормления конницы и 2) чтобы толпы их не могли никак объехать наш правый фланг и наделать каких-нибудь шалостей позади нас; тогда бы должно отделять отряды и гоняться за неприятелем».
Каждодневно Михаил Илларионович получал подтверждения правильности избранной им тактики.
Стычки с турками, по пылкости их темперамента, начинались с пустяков. Достаточно было двум или трем казакам пальнуть из пистолета, как османы выскакивали из укрепления и кидались в драку. А с обострившимся недостатком фуража и падежом лошадей турки уже сами стали лезть на рожон.
Третьего сентября кавалеристы Булатова у деревни Мельк, в четырех верстах от нашего правого фланга, складывали сено в большие стога и отвозили к себе. Этого было достаточно, чтобы раздразнить осажденных. Из лагеря высыпали большие толпы. Михаил Леонтьевич Булатов с тремя каре встретил их и разметал в трехчасовом упорном бою.
Голод не тетка, и туркам приходилось теперь только в сумерках выводить своих истощавших лошадей на луга, лежащие между двумя лагерями. Вечером 5 сентября они начали перестрелку с казаками, не подпуская их к своим жадно жующим лошадям. Тогда Ланжерон и Эссен, взяв три каре, стали медленно теснить турецкую конницу. Озлобленный лишениями, неприятель оборонялся в чистом поле упорно и просмотрел фланговую атаку храброго Сысоева. Три казачьих полка, лавой вылетевших из-за леска, в один миг опрокинули турок. Они взяли много пленных, захватили три знамени и порубили до пятисот человек. Среди погибших был племянник великого визиря Генч-ага, начальствовавший в Никополе, а теперь приехавший повидаться с дядей.
Михаил Илларионович одобрял эти стычки, в которых русские всегда брали верх, но в согласии со своим замыслом не допускал, чтобы они могли перерасти в генеральное сражение.
В ночь на 10 сентября турки в полной тишине выстроили сильный редут перед центром своего лагеря, очень близко от первой линии русских войск. Утром новое укрепление было обнаружено. Так как за одну ночь его не удалось завершить до конца, граф Ланжерон решил захватить редут. Кутузов с возвышенности внимательно следил за ходом схватки.
Едва первая линия под прикрытием 22-пушечной батареи двинулась вперед, как турки толпами бросились из своего лагеря на наш правый фланг. Одновременно восемь орудий, которые им удалось протащить в новый редут, а также все батареи с правого берега Дуная обрушили на русских картечь и ядра. Эссен и Булатов не успели прийти на помощь. Лишь две удачные казачьи атаки позволили отряду в полном порядке отойти назад.
Тем временем из турецкого лагеря в редут прибыли новые силы; сам великий визирь появился там, чтобы подать пример мужества под огнем.