Кутузов
Шрифт:
– Ты должен и поддержать его, и постращать неизбежной местью турок, – напутствовал племянника Кутузов. – Задача, право, нехитрая. Ведь гораздо удобнее иметь дело с жуликом, чем с честным дураком: первого можно купить, а второго надо обволакивать лестью, обманывать, а уже потом склонять...
С собой Бибиков вез личное послание главнокомандующего:
«Мы, Михаил Кутузов, главнокомандующий в Молдавии и Валахии армией Его Императорского Величества Государя всея Руси, кавалер орденов и прочая, берем на себя обязательство, в чем даем слово за себя и того, кто будет нашим преемником в командовании русской армией в этих краях, предоставить знаменитому и великолепному Эссеиду Идрису Паше, да увеличит Господь его славу и благосостояние, теперешнему
От Молла-паши и виддинского архиерея Бибиков привез сведения о намерениях великого визиря. Ахмед-паша предполагал наступать из Шумлы на Рущук и из Софии к Виддину, причем против Рущука будет произведена только демонстрация. Главный же удар должен быть нанесен со стороны Малой Валахии, для чего визирь собирался переправиться близ устья реки Жио. В то же время из Софии на Виддин с 25-тысячным войском надлежало идти правителю Македонии Измаил-бею, после чего турки соединялись за Дунаем.
Теперь значение виддинской флотилии, осмотренной Бибиковым, возросло еще более. Кутузов предложил Молла-паше продать суда русским за двадцать тысяч червонцев. А на случай неудачи отдал распоряжение поставить сильные батареи выше Рущука и у впадения в Дунай Жио.
Михаил Илларионович создал великолепную разведку. Главные сведения поставляли болгары, которые генерал Эссен получал из Рущука, а Турчанинов – из Турно. Они сообщали, что Измаил-бей все еще в Софии и что великий визирь переменил свои планы. С 60-тысячной армией он решил покинуть Шумлу, пойти через Разград к Рущуку, чтобы овладеть этой крепостью, переправиться через Дунай и далее двигаться на Бухарест.
Этой массе неприятельских войск Кутузов мог противопоставить всего 15 тысяч солдат, не считая гарнизона в Рущуке. Но медлить было нельзя. 19 июня 1811 года он перешел на правый берег Дуная и расположил свой отряд в четырех верстах от крепости, затылком к ней, на разградской дороге. Вперед были высланы полторы тысячи кавалеристов под начальством генерал-лейтенанта Войнова.
Михаил Илларионович как бы приглашал своего «старинного друга» Ахмед-пашу напасть на Рущук и овладеть им.
Накануне сражения Кутузов послал в подарок великому визирю шесть фунтов чаю, до которого тот был великий охотник, и получил в ответ лимоны и апельсины при самом учтивом послании...
5
Надо всем царствовал немыслимый, звенящий зной.
Сгорели трава и листья, паутина трещин расколола землю, попрятались птицы. В пустом небе страшным огненным оком дрожало истекавшее жаром солнце. Обмелевший Дунай был мутен и коричнев.
Кутузов, отдуваясь и утирая платком обильный пот, с холма оглядывал свою маленькую армию, выстроенную в боевые порядки.
Главные силы русских состояли из девяти пехотных каре: пять в первой линии и четыре во второй. Кавалерия была поставлена в третьей линии.
Позиция представлялась Михаилу Илларионовичу не совсем выгодной, но она была единственной на пути наступления турецкой армии. Правый фланг русских прикрывался крутыми скатами, спускавшимися к реке Черный Лом, впадавшей у Рущука в Дунай. Зато на левом расстилалась тянущаяся до деревни Маратин равнина, на которой могли бы свободно маневрировать и пятьдесят тысяч человек. Турецкой коннице здесь было где разгуляться – легко обойти русские порядки и ворваться в Рущук.
Предвидя это, Кутузов оставил в крепости три батальона егерей и приказал вооружить всех жителей-христиан. На равнине же, у дороги в Туртукай, он расположил три батальона Вятского полка, эскадрон кинбурнских драгун и полусотню казаков. Многие трунили над этой предосторожностью, находя ее
Битве предшествовала разведка боем.
20 июня, на рассвете, при сильном тумане, когда нельзя было рассмотреть, что делается и в десяти шагах, пять тысяч отборных турецких кавалеристов внезапно напали на русские аванпосты, захватили их и бросились на бивак чугуевских улан, которые едва успели вскочить на лошадей. Командовавший ими флигель-адъютант государя полковник Бенкендорф не растерялся. Он быстро собрал полк и отразил атаку турок. Туман мало-помалу рассеялся, и на помощь Бенкендорфу прибыл генерал-майор Григорий Энгельгардт со своим Староингерманландским полком. Началось горячее дело. Когда же командир корпуса Петр Кириллович Эссен с двенадцатью батальонами занял возвышенности, турки откатились.
В этом деле русские потеряли сто человек, противник же – в несколько раз больше.
Следующий день прошел тихо, и только 22 июня великий визирь решился атаковать наши позиции всеми силами. В шесть пополуночи Кутузов, бодрствовавший до рассвета, увидел казаков, скачущих во всю мочь с криками: «Турки! Турки!»
На русские порядки надвигалась самая сильная армия из собранных за всю долгую кампанию.
Решид Ахмед-паша призвал в Шумлу всех верных слуг султана Махмуда, а также полувассальных владетелей и партизан. Под его зеленым знаменем собрались трехбунчужный паша Мехмед Чапан-оглу, Вели-паша – назир Алеи и Мухтар-паша, сыновья Али-паши Янинского, владетеля Албании, Эпира и Фессалии, Кючк-Али-паша – предводитель янычар, правитель Измирско-Айдынского округа Кара-Осман-оглу, генерал Даг-Девреи-оглу, Юсуф-ага, Гяур-Хассан. Множество янычар из Константинополя, отборная конница из Анатолии, корпус албанцев, 78 орудий из подразделений «низам-джедида» являли собой мощную силу...
В восемь утра центр турецкой армии, составленный большею частью из пехоты, развернулся впереди первой линии русских. С обеих сторон загремела канонада. Грязно-желтый пороховой дым неподвижно стоял в мареве: не было ветерка, чтобы стронуть его. Русская артиллерия, несмотря на превосходство в численности, не могла заставить замолчать вражеские батареи, огонь которых наносил большие потери. Неподвижные каре представляли собой удобную цель, и каждое ядро, особенно пущенное по прямой линии во фланг, вырывало до десятка солдат. Но вот пушки смолкли, и масса турецкой конницы тремя языками стремительно атаковала наш центр и оба фланга.
Несмотря на всю грозность момента, Михаил Илларионович невольно залюбовался открывшейся красочной картиной.
Над толпой несущихся всадников колыхалось несколько сот ярких – зеленых, красных, синих – знамен. Золото, серебро и драгоценные камни, украшающие сбрую прекрасных лошадей, ослепительно блестели на солнце. Сверкали и переливались и богатые одежды турецких офицеров. И среди этой клокочущей, кипящей лавы неколебимо стояли наши каре, со всех сторон открывшие сильнейший огонь. Миг – и вое окуталось ружейным и пушечным дымом.
«Движения неприятеля направлены так мудро, что могли бы служить славой и самому искусному генералу», – подумал Кутузов. Он не особенно страшился яростного натиска, зная по опыту, что турецкая конница, лишенная правильного строя, не способна прорвать пехотное каре. Когда их стеганет несколько плотных и кучных залпов, всадники начинают без толку крутиться и наскакивать друг на друга. Возникает беспорядок, и тут уже хозяином положения окончательно становится русская пехота.
Как он и предполагал, атака была отражена артиллерийским огнем первой линии. Турки отхлынули к своим флангам. Однако большая колонна под командой Чапан-оглу обскакала наше правое крыло. Михаил Илларионович тотчас отрядил батальон егерей, которые рассыпались по утесистым возвышенностям и в виноградниках, тянущихся вдоль разградской дороги. Вместе с двумя эскадронами ливонских драгун и казаками они остановили конницу Чапан-оглу и отбросили ее с большими потерями назад.