Кувыр-коллегия
Шрифт:
— А разве у вас есть выбор, сеньор? Вы не банкир! Вы простой шут. Да еще и бывший! Это Либману можно многое. Но не вам, сеньор Педрилло! Так что вы будете ждать, когда вам выправят пас! И более я вас не задерживаю.
Ростопчин нагло ухмыльнулся. Пьетро понял, что граф Андрей Иванович Остерман не столь глуп и обмануть, его будет не столь просто, как думал Лейба…..
Год 1740, декабрь, 5 дня. Санкт-Петербург. Пьетро Мира и Лейба Либман.
Лейба Либман, узнав новости,
— Проклятый вестфалец! — вскричал банкир.
— Ростопчин так мне и сказал что я не Либман, и я не банкир! Они знают о том, что ты задумал, Лейба! И меня из России просто так не выпустят.
— Расписка у него? — спросил банкир.
— Да. И курьер в Митаву там может быть раньше тебя.
— Ты прав, Пьетро. Прав! И меня сегодня же заставляют покинуть Петербург. Скоро у моего дома будет карета! И мы со Штембергом уедем. Задержаться мне не дадут. Что делать? Ты спрятал деньги полученные от меня?
— Да. Они в моей квартире. Там их не найдут.
— Уверен? — спросил Либман.
— Да. Я спрятал надежно.
— Впрочем, это я так спросил. Остерман не знает о деньгах Рейнгольда Левенвольде. Левенвольде не стал бы ему ничего рассказывать. Скорее всего, Отсерман хочет просто перестраховаться и отпустит тебя, как только ему привезут деньги из Митавы.
— От этого мне не легче.
— Тебе нужно срочно выбираться из России.
— Как? Без паса? Мне не пропустят на границе, если я вообще доберусь до неё. Или ты предлагаешь бежать тайно?
— Нет. Тайно у тебя не выйдет. Поймают. Нужно ехать через пограничные посты официально. Кстати, ты знаешь, что на время твоего заточения здесь Арайя покидает Россию?
— Покидает? — удивился Пьетро.
— Временно. У него пас до Варшавы. Его пригласили дать там ряд концертов. И он забирает с собой Марию Дорио!
Пьетро посмотрел на банкира и спросил:
— Сие верные сведения?
— Куда вернее. Мои предание осведомители донесли мне про то. Я думал, как помочь тебе похитить Марию в Варшаве.
— Вот и мой выход из создавшегося положения, Лейба! — вскричал Пьетро.
— Выход? — на этот раз удивился Либман. — Но я не вижу здесь никакого выхода! Что ты задумал?
— Пусть это будет для тебя тайной. Ты узнаешь обо мне, банкир. Слухи дойдут! Так что уезжай из России и будь счастлив.
— Ты не шутишь?
— Нет, Лейба. Я совершенно серьезно.
— Тогда желаю тебе удачи, друг мой. Нашему Эрнесту не повезло. Так пусть у тебя все сложиться хорошо.
— А ты не можешь ему помочь?
— Пока нет. Я бы не пожалел денег для Бирона. Но его из России никто не выпустит.
— Его, я слышал, приговорили к четвертованию? Это так? Или врут?
— Не врут. Приговор судей именно такой. Но Анна Леопольдовна заменит казнь на ссылку. Им Бирон
Год 1740, декабрь, 5 дня. Санкт-Петербург. При дворе.
Анна Леопольдовна утром принимала придворных, как это делала её тетушка покойная Анна Ивановна. Только при дворе более не было шутов. Новая правительница России терпеть их не могла и всех со службы отпустила.
Именем Анны Леопольдовны всех шутов изрядно наградили, и особенно она позаботилась о Кваснике-Голицыне. Принцесса Анна не унаследовала ненависти своей тетки к роду Голициных. Кваснику были возмещены деньгами все конфискованные у него в прошлое царствование имения.
Князь Голицын и его жена Авдотья Ивановна, в прошлом Буженинова купили имение под Москвой и зажили там, как и подобает жить аристократам. Там Авдотья Ивановна родила своему мужу двух сыновей.
Балакирев также зажил настоящим барином в своих касимовских имениях и более уже никогда к шутовскому ремеслу не возвращался.
Хорошо зажили в Москве и бывшая лейб-стирунья Юшкова и старая шутиха Новокшенова. Более они также к шутовскому ремеслу не возвращались и только деньги заработанные при веселом дворе Анны Ивановны тратили.
Король самоедский Лакоста богатым господином укатил в Европу в собственной роскошной карете. И в Германии все думали, что едет по меньшей мере принц.
В Петербурге на начало декабря 1740 года оставались только Пьетро Мира и Кульковский. Первого не выпускали пока из страны, и он должен был ждать паса на выезд из Петербурга, второй затерялся где-то в трущобах столицы.
Анна Леопольдовна как и её покойная тетка принимала придворных в халате не одетая в придворное платье. Рядом с ней, облокотившись на подлокотник трона, стоял граф Линар. Он был в отличие от правительницы одет в роскошный бархатный камзол и кафтан с золотым позументом. Локоны его тщательно завитого парика ниспадали на плечи.
Придворные лебезили и кланялись новому светилу. Линар снисходительно кивал им с высоты трона.
— Вы сегодня так хороши, друг мой, — проворковала Анна Леопольдовна на ухо любовнику.
— Я потратил час на свой туалет, Анна. Я ведь жду, что меня сделают русским обер-камергером. Сие место, после того как арестовали Бирона, вакантно.
— А вы не слишком торопитесь, друг мой? — Анна улыбнулась Линару и погладила его по щеке рукой.
— Вы намекаете на то что я еще не получил русского подданства?