Кувыр-коллегия
Шрифт:
Анна перестала устраивать даже свои обычные утренние приемы в спальне. Болтовня шутов её более не веселила. Первые 10 дней октября 1739 года она практически не показывалась придворным.
По Петербургу поползли слухи, что императрица более не встанет с одра болезни. Многие вельможи стали крутиться у молодого двора, стараясь расположить к себе Анну Леопольдовну и её мужа…..
Год 1739, октябрь, 11 дня. В окрестностях Санкт-Петербурга. Дача кабинет-министра Волынского.
Артемий Петрович Волынский
Карета Волынского прибыла на дачу в полдень.
В тот день с утра зарядил дождь, и добираться до места было сложно. Дороги размыло, и слуги кабинет-министра то и дело вытаскивали карету из ям на дороге.
Его камердинер все время ворчал, что де хороший хозяин и собаки в такую погоду не выгонит.
— Потому и едем на дачу, — строго ответил кабинет-министр. — Никому и в голову не придет поехать по такой дороге. Соглядатаи Либмана и Остермана не потащатся вслед за мной.
Когда они добрались до места, Волынский велел закатить карету под навес и распрячь лошадей. До завтра они домой не поедут. Артемий вошел в дом и скинул мокрый плащ и треуголку, с которой стекала вода. Слуги стянули с барина мокрые сапоги, и он одел сухие туфли. Затем он расположился в гостиной у большого камина, в котором весело потрескивали поленья.
— Семен, Ванька! — позвал он слуг.
Те тот час явились.
— Всем гостям сухие туфли подавать незамедлительно. Дабы не застыл никто.
— Дак где набрать то туфель, барин? — спросил рябой Сенька.
— Турецкие без задников найдите. Те самые, что мне прислали из Крыма прошлым летом. Понял ли?
— Так точно, барин. Но вы приказали их в подвал свалить. Не сгнили ли с тех пор?
— Драть тебя мало, Ванька. Я за всем следить должон? Живо в подвал!
Слуги бросились исполнять приказания.
Первым к дому прикатил адмирал Федор Иванович Соймонов в своей карете. Он также скинул мокрый плащ и треуголку. Но снимать сапоги отказался, сказал, что не промочил ног.
Его провели к Волынскому, и адмирал расположился рядом с хозяином у камина.
— Погодка нынче, Артемий Петрович! — сказал адмирал, протянув руки к огню.
— Разыгралась непогода, — согласно кивнул Волынский. — Дождь зарядил на целый день. Как раз для встречи нашей подходит.
— Думаешь тайное станут сказывать дружки наши? — старый адмирал посмотрел на кабинет министра.
— А ты сам как думаешь, Федор Иваныч? Сам то не с тем ли приехал?
Адмирал немного помолчал, а затем ответил:
— Императрица больна. И уже неделю никого не принимает окромя Бирона. Но про то ты сам знаешь. Ты при дворе бываешь чаще моего. Что там слышно? Что говорят о здравии государыни?
— Разное болтают.
— Это кто же такой? — удивился Соймонов. Про такого доктора он даже не слушал.
— Еврей из Испании или из Португалии. Кто его знает точно. Тот Санчес на Москве промышлял до того, и теперь его должны уже в Петербург доставить. Бирон говорит, он многих излечил на Москве.
— А ежели уже завтра все свершиться, Артемий Петрович? — с тревогой спросил Соймонов у кабинет-министра. — Что будет?
Волынский и сам про это думал постоянно. Что будет, если в одно утро объявят, что императрица Анна Ивановна почила в бозе? Анна Леопольдовна не родила еще и станет вопрос о регенте. И хорошо бы ему стать этим регентом. Но как обойти герцога Бирона, фельдмаршала Миниха и вице-канцлера Остермана? Все они метят на это место.
Во дворе послышался шум. Это приехали новые гости. Архитектор Петр Михайлович Еропкин, горный инженер Андрей Федорович Хрущев и кабинет-секретарь Иоганн Эйхлер.
Они вошли и, поздоровавшись, потребовали водки, так как изрядно продрогли в пути. Камердинер Волынского принес штоф гданской и все с удовольствием выпили.
Последними прибыли в одном экипаже Жан де ла Суда и граф Платон Мусин-Пушкин.
Артемий Петрович после этого приказал подать обед в гостиную и слуги быстро накрыли стол. Собрались все, кого он ждал. Самые верные и преданные друзья. Эти на плаху за него пойдут.
Тогда и начиналось обсуждение главного.
Первым высказался архитектор Петр Еропкин:
— Пришла пора действовать, господа! Ежели, момент упустим — то все! Иного у нас не будет, друзья. И Россия нам того не простит! Или не с патриотами я сейчас говорю?
— Ты говори, что у тебя на уме без вихляний! — потребовал Волынский. — Вопрос, кто станет регентом — тебя волнует? Я сам про то постоянно думаю!
— Не в регентстве дело, Артемий Петрович! На трон, опустевший после смерти Анны, кто сядет? Самое время про то подумать.
— Но наследник престола уже определен! Это ребенок, что носит во чреве своем принцесса Анна Леопольдовна! И вопрос станет не кто сядет на трон, а кто будет регентом!
— Так ли, Артемий Петрович? — усмехнулся Андрей Хрущев. — Я не про то подумал. И Еропкин не то сказать хотел. Я дворянин древнего русского рода и слава России для меня не пустой звук. Нам на троне патриот России надобен!
Волынский понял, о ком говорил Хрущев. Цесаревна Елизавета Петровна!
— Ты говори да с оглядкой про такое, — предостерег он Хрущева. — Это государственная измена.