Кузина

Галанина Юлия Евгеньевна

Рыцарь выбрал на развилке неверную дорогу.

Отбиться от оборотней он просто не успел – испуганный конь встал на дыбы, всадника от падения не спасло даже высокое турнирное седло.

Он не сдавался, подняться в полном доспехе после падения – это уже подвиг, а он не только утвердился на земле, но и обнажил меч, приготовился к пешему бою.

Да только биться с таким противником было бессмысленно – люди в белом окружили латника и легко уходили от его меча, поддразнивая противника мгновением перекидыванием в волчье обличье и обратно.

Забрало

шлема серьезно ограничивало обзор, и рыцарь раздраженно скинул его, оставшись в одном подшлемнике. И только тогда, оглядевшись по сторонам, понял, что взят в кольцо. И что до стен чёрно-светящейся крепости ему в этот раз не добраться.

А зрители поняли, кто это.

Любой маг, даже из самого незначительного созвездия, мог прекрасно видеть всё это магическим зрением, а для прочих городских сословий, не имеющих права владеть оберегами, мерцающая картина того, что происходило в лесу, разворачивалась, словно мираж, в небе над Краеугольным Камнем.

Так что рыцаря опознали сразу, как только увидели его лицо. Им оказался Акварид. Владелец дома Анха Водолея. Неплохой боец, но слабый политик. Сиречь мужественный и честный, держащий своё слово и не дающий пустых обещаний человек.

Вволю потешив зрителей, оборотни решили завершить представление. Банальная верёвка с тяжелыми шарами на конце, брошенная умелой рукой, запутала ноги рыцаря. Не успел он освободиться от пут, как его повалили на землю, выбив меч из стальной рукавицы. На поверженном навзничь бойце уселись рядком холодно улыбающиеся белые волки.

Акварид, первый бросивший вызов, проиграл.

Он просто не сообразил, что пользоваться магией запрещено только в турнирных поединках у стены, с подобными ему противниками. В лесу же, на неведомых дорожках, он попадает в приключение, – и никто не отнимал у него права воспользоваться оберегами и отразить нападение оборотней в меру своей изобретательности.

Его ошибку учли следующие, вступившие в игру.

Рыцарь в чёрном на чёрном коне, словно вышедший из ужасов, что рассказывали мы друг другу в детстве, медленно ехал к древу с тремя щитами…

На его гербе была чистой воды жуть: в костре пылала девица. Обугленная фигурка среди языков пламени венчала и его нашлемник.

От такого спасителя хотелось бежать со всех ног.

Кто знает, что он хочет сказать своим гербом? А вдруг у такого и поясу верности веры нет? Чуть что не по нём – он сразу бедную девушку в костёр…

Не у одной меня были такие мысли: когда чёрное копье ударило в чёрный щит, Ангоя заметно вздрогнула.

– Ага, – обрадовалась я, склонившись к ней. – Боишься? Давай, пока он сюда ещё не добрался, мой приз на тебя наденем, а ключ выкинем!

– И как мы это объясним? – кисло поинтересовалась Ангоя, вцепившись в подлокотники так, словно кресло того и гляди поднимется в воздух.

– Скажешь, что носишь его с того момента, как овдовела, обет у тебя такой… Нерушимый, – промурлыкала я.

– И за столько лет эта чудная вещичка не заржавела, не рассыпалась в прах?

Не поверит. И это не мой фасон, – скривилась Ангоя.

– Зато вы будете на равных звенеть доспехами. Этот пояс верности и топором не вскрыть, он прямой удар лэнса вынесет, – объяснила я. – Устроите турнир, – ты будешь стоять посреди поля, прекрасная и закованная, а он, мужественный и меткий, будет атаковать на коне. Замок с пояса сбивать. Всё по правилам – три копья сломает, значит, не судьба. Придётся ждать другого рыцаря, с более острым глазом.

– Мерзкая ты какая! – возмутилась Ангоя. – На всё пойдёшь, лишь бы от приза избавиться!

– Милые девицы, – призвала нас к порядку сдерживающая улыбку Койра Саиф, в отличие от нас не вертевшаяся и изящно сложившая руки. – Не портите имущество созвездия! Даже если этот достойный рыцарь победит, его приз – турнирный шлем, что вы встревожились?

– Да-а, – капризно протянула Ангоя. – А я не хочу его победы! Не хочу, чтобы он меня спасал! У него доспехи старомодные! И герб ужасный!

– Улыбайся тогда нашим защитникам, – сказала мудрая Койра. – Чтобы вспомнили, что помимо шлема ты подаришь победителю и поцелуй.

– Лучше пообещай отмычку, открывающую все шесть твоих поясов, и пароли для беспрепятственного проникновения в Ригель, – с другой стороны ядовито посоветовала я. – Поцелуй – вещь нематериальная.

– Посмотрим, как ты запоёшь, когда белый щит отметят, – пообещала Ангоя, – ты от победителя шлемом не отделаешься!

– А мне волноваться нечего, за меня будет биться не на жизнь, а на смерть глава опекунского совета, – отозвалась я безмятежно. – Он скорее падёт на поле брани, чем вот так, безвозмездно, согласится отдать Аль-Нилам и новенький (совсем-совсем не ношенный!) пояс верности.

– Ненависть – неразумное чувство, – заметила холодно Койра. – Я понимаю, что любить Сердара тебе не за что, но всё-таки… Он действует в интересах созвездия.

– Если бы жив был Таку, я бы не имела к Сердару Саифу никаких претензий, – сказала я, глядя на рыцарские шатры под нашими стенами. – Но получается, мы либо слишком бедные для нашей гордости, либо слишком гордые при нашей бедности. Созвездие должно защищать каждого Орионида. Или не делать вид, что оно могущественное и независимое, тыча всем в глаза своими чёрными знамёнами.

– А в Тавлее все делают вид, – спокойно сказала Койра. – Только Дракониды могут позволить себе оставаться самими собой. Все остальные – зависимы.

– Зачем вы тогда поделились со мной магией? – спросила я, давно хотела Койру спросить. – Если бы Сердар узнал, неприятностей было бы много.

– Чтобы ты попрощалась, – ответила грустно Койра.

– А вы не боялись, что с моей помощью Таку сбежит? Был бы ужасный скандал на весь город…

– Я знала, что он не сбежит. Это ты пока меряешь людей по своей мерке, я их воспринимаю такими, какие они есть. Ты думаешь, что если ты можешь что-то сделать, значит, это может сделать и кто-то другой, раз у тебя получается.