"Кузькина мать" Никиты и другие атомные циклоны Арктики
Шрифт:
Выстрелили. Торпеда вышла из аппарата и попала точно в цель, взорвавшись на глубине 30 метров. В этот день на полигоне не было кораблей-целей. К тому времени технологии ядерных испытаний были отработаны так, что таковые и не требовались. В акватории стояли плавучие стенды с измерительной аппаратурой, которая фиксировала всю необходимую информацию. По расчетам, такие стенды должны были выдерживать ударную волну ядерного взрыва. Однако ближайший к эпицентру стенд, как помню, все-таки перевернулся.
Через четыре дня после первого выстрела атомной торпедой, наша лодка снова вошла в полигон и снова произвела пуск торпеды с АСБЗО. Этот взрыв я наблюдал в перископ через специальные черные
После возвращения с позиции мы не проводили никакой дезактивации корабля. Откровенно говоря, на лодке у нас и не было приборов измерения уровня радиации, и никто ее не замерял. Тогда об этом как-то особенно никто и не задумывался. Теперь на все это я смотрю иначе. А тогда мы просто погрузились и таким простейшим способом «смыли» с корпуса и выдвижных устройств подлодки радиоактивную грязь.
О чем думаю? Ведь тогда в губе Черной работали люди. Всего за трое суток после первого нашего пуска ядерной торпеды они приготовили боевое поле для второго взрыва. А ведь первый не только создал обширную зону заражения, но и поднял со дна бухты тонны радиоактивной грязи, сохранившейся там со времени других, более ранних ядерных испытаний. Как и в чем работали люди в этом радиоактивном «супе» — не знаю. Впрочем, тогда мы все руководствовались одним принципом: «Если Родина приказывает-значит, надо этот приказ выполнить.
Полярник, моряк, старейшина архангельских спасателей и водолазов Николай Михайлович Тюриков — ровесник ЭПРОНа. Любопытная деталь его биографии: родился он день в день с этой организацией — 16 декабря 1923 года, и с нею делом был неразрывно связан всю свою жизнь.
Еще юношей Николай Михайлович трудился на подъеме затопленных германских кораблей: крейсера «Лютцов», пассажирских лайнеров «Кордильеры» и «Берлин» — будущих наших «Руси» и «Адмирала Нахимова», затем работал в 79-м аварийно-спасательном отряде в Соломбале, там, где прошли профессиональную выучку лучшие и самые известные водолазы нашего Севера. Водолаз Тюриков ходил в океан на ледоколах и спасателях, зимовал на Севморпути и оставил следы на дне моря Дэйвиса в Антарктиде. Не много сегодня сыщется моряков, которым довелось работать с такими прославленными арктическими капитанами, как Хлебников, Драницын, Федосеев, Поташников, Бызов.
— Где-то в самом конце 50-х или в начале 60-х пошли мы большим караваном к мысу Желания на Новой Земле. По слухам, там собирались рвать ядерную бомбу и готовили полигон. Грузов было очень много и всяких — начинать-то приходилось в буквальном смысле с пустого места…
Пришли. Конечно, никаких причалов там нет. Выгружались на рейде: из трюма — на баржи, плашкоуты, а с ними уже на берег.
Дело было на «Георгии Седове». На том самом орденоносном пароходе — он тогда еще в Арктике ходил. Тут скажу: у него была одна особенность — не очень хорошая остойчивость. Причин ее не знаю, но пароход, бывало, как говорится, ни с того ни с сего разом на борт кренился. И вот, стоим, помнится, на чистой воде, на виду у берега. Подали стрелой в трюм сетку под груз. Дело спешное — мужики в нее набросали три ящика прессованного изюма. Но им вроде как мало показалось. Глядят: железный сейф какой-то. Они его сверху уложили. Лебедке — вира! Поплыла сетка над палубой, уж за бортом зависла, как пароход тут резко качнуло — по той вот особенности с остойчивостью. Сетка с грузом, ясное дело, о борт! Да так сильно, что все содержимое — вниз, в воду! Такое на рейдах частенько случалось, что уж тут говорить, и утраченный груз по обыкновению списывали. И по вполне официальной статье — можно и так сказать.
Но тут прибегает сухопутный полковник — белый, его всего трясет:
— Мужики! Сейф нужно поднять!
— Что у тебя в сейфе-то?
Полковник пуще прежнего побелел:
— Поднять надо.
Начали готовить снаряжение — под воду идти. Но в Арктике, знаете, погода всякий час разная. Не успели — бора заветрила. Штормище! А у «Седова» машина слабая — он против волны не выгребает, его несет. Надо бежать в лед, чтобы переждать. Хорошо, мужики смекнули: перед тем как с якоря сняться, взяли пеленги локатором. Отметку на карту положили, якорь — из воды, побежали в лед, хорониться.
Переждали, не помню сколько, вернулись. Дело осенью уж было: днем в тех широтах сумерки быстро наступают, а уж под водой — темень! Вдоль бортов повесили для подсветки люстры. Я под воду пошел. Глубина небольшая, вода чистая. Дно — ровнехонький песочек, будто век там лежал, никем не тронутый… Сразу нашел и изюм тот (ящики слегка песком занесло), и сейф — замочной скважиной вниз. Но поднимали только сейф, конечно…
Подняли. Теперь уж полковник румяный и от счастья едва не плачет, ну и оприходовал тот сейф.