Кузнец
Шрифт:
Их с Андреем или все-таки Онуфрием дом был рядом. Самый лучший дом в городе. Он был, конечно, меньше, чем приказная изба. Но и здесь было привольно. Не ее однушка и даже не двушка Андрея. Комнат было штук семь. Была огромная кухня с печью. В комнате рядом жили Миланья и Акулина, которые помогали ей по дому, стирали, готовили, ведали всякими припасами. Были всякие кладовые. Баня была. Увы, водопровода не было. Хотя Андрей сделал рукомойник и ванну, которую можно было быстро наполнить горячей водой. Был зал, где собирались друзья мужа. К сожалению, женщины на таком
Когда корабль после долгих вихляний между стоящих у пристани судов пристал к берегу, у меня было множество планов. Казалось, что я прямо сейчас брошусь в круговорот дел, советов, проектов. Но все вышло иначе. На пристани, стоило мне только сбежать по сходням, опережая и заслоняя все и вся, ко мне бросилась Людка. Я просто утонул в ее обнимашках. Понимаю, что звучит смешно. Огромный мужик и хрупкая даже после родов женщина. Но было именно так. Ведь это моя женщина.
– Ой, – вскинулась она после того, как мы уже минут десять стояли, уткнувшись друг в друга – Там же Андрейка спит один. Побежали?
И мы побежали домой. Друзья и просто жители города смотрели на нас с некоторым изумлением. В то время подобные чувства напоказ были не приняты. Да убоится жена мужа… Ну, и начихать. Я главный или где?
Добежали до дома в один миг. Все же Хабаровск еще совсем маленький городок. В другой жизни его бы еще и в поселок не приняли. Зато он полностью мой. Как и мой дом. Может быть, не самый большой в городе. У нас кичиться богатством как-то не принято. Мы же братья, а не братки. Но это, действительно, мой дом. Точнее, наш дом. Я уже забыл это чувство из детства и юности, когда есть наш дом. И в этом, нашем доме живу я с моей любимой женщиной, спит наш сын Андрейка. Как же это здорово!
Глава 2. Война видимая и невидимая
Как обидно, что фраза «пусть весь мир подождет» действует только в пространстве рекламы. Ну, или где-то на необитаемом острове. Как бы не был я счастлив от близости любимой, от чувства дома, а уже утром следующего дня пришлось заняться делами. Кто же их без меня делать будет? Нет, мои друзья-ближники делали очень многое. Но пока еще есть вещи, которые приходится мастерить самому. Ничего, вот утрясется все. Я назначу себя почетным приказным (или уже воеводой) Приамурья, а по нечетным буду ваньку валять.
В приказной избе уже с утра толпился народ. Конечно, были там Гришка с помощниками. Были обычные горожане, пришедшие о чем-то просить или для того, чтобы рассудили их спор, были какие-то переселенцы, которым нужно было определить место для строительства деревни или дома в городе, выдать помощь для обзаведения. О чем-то спорили Макар и Клим. Это, наверняка, про дела военные. В уголке, не отсвечивая, сидел Степан, мой главный разведчик и шпион.
Я постарался на ходу решить то, что
Кабинет у меня был не особо большой. Мне большой зачем? Зато именно здесь хранится казна. На входе стоял казак. Не то, чтобы кто-то покушался. На всякий случай. Деньги-то там не малые. Изрядный сундук занимал весь угол комнаты. Уже после выплаты жалования армии, ссуд переселенцам, оплаты труда мастеровых там оставалось в разных монетах при пересчете в рубли больше тридцати тысяч. Были там и просто украшения из серебра и золота с самоцветными камнями. Я их не оценивал. Это было на черный день.
Деньги шли и от продажи части пушнины, и от хлебной торговли, и от пошлин. Покупали наши изделия крестьяне, купцы на торгу. Шли ручейками. Зато расходились реками. Только в жалование казакам уходило ежегодно три-четыре тысячи рублей. А была еще закупка хлебных излишков у крестьян, оплата труда работных людей, Подневольные труженики ЖКХ давно уже частью стали вольными крестьянами, а частью бежали восвояси, получив малую деньгу за труды. Теперь трудились работные люди, не захотевшие стать землепашцами или мастеровыми. В ближайшее время надо будет отправить оговоренные пятьсот рублей в Нингуту. Эх, где мое наследство от американского дедушки-миллионера? Нету. Да и дедушки нету.
Почти сразу в комнату вошел Степан. В красном углу стоял высокий, начальничий стул. Но деловые беседы лучше вести накоротке. Уселись на лавках друг против друга.
– Ну, что нового узнал? – начал я.
– Нового не много. Только все не очень радостное.
– Говори.
– Из Нингуты гонец прибыл. Занемог Шархода. Лежит, отходит. Теперь сын его заправляет. Зовут Бахай.
– И что с ним.
– Вроде бы, все тихо. Наш караван мирно прошел, расторговался, пошлины уплатил и вернулся. Но богдойцы гудят, ждут перемен от нового князя.
– Так. Пока сидим, как сидели, и не отсвечиваем.
– Что?
– Спокойно живем. Новый караван готовим. Но ухо держать востро. Что нового в столице?
– В столице все с ляхами воюют. Совсем было помирились. Только у запорожцев Богдан Хмельницкий, гетман их, помер. Казачки с татарами к ляхам и переметнулись. Теперь опять воюют. Похоже, долго воевать будут. А с деньгой в столице совсем плохо. Уже народ медь брать не хочет. Все дорого. Голь потихоньку бунтовать начинает. По мне, так теперь им долго не до нас будет. Только, думаю, ясак нам опять увеличат.
– А что в Сибирском приказе?
– Пока все тихо. Сидит на приказе князь Алексей Никитич. Сидит высоко, к нему никак не подберемся. А вот с дьяками его через Ерофея Павловича снестись удалось. Там не просто. На воеводу нашего доносов много. Царица им недовольна. Говорят, что стар он, воеводство не удержит. Хотели на его место того дворянина, что за Хабаровым приезжал. Только тот так запужался, болезный, что занедужил.
– Твоя работа?
– Стараемся по мере силенок наших скудных.