Квантовый мост
Шрифт:
Сомнолог привычно кивнула директору и прошла вслед за полицейским в кабинет. Мотыгин тихо удалился, плотно закрыв за собой дверь.
– Присаживайтесь, – Инге пришлось взять на себя роль хозяйки и указать гостю на один из стульев.
Следователь благодарно кивнул, сел. Сохраняя на лице выражение служебной строгости, он с любопытством осмотрелся по сторонам. Пестрые и яркие экзотические птицы в окружении цветов и комнатных кустов мало кого оставляли равнодушным. Напуганные ярким светом и громкими человеческими голосами, пернатые некоторое
– Меня зовут Алексей Рогов, – представился сыщик, демонстрируя развернутое удостоверение, – следователь убойного отдела управления угрозыска Санкт-Петербурга. На данный момент я собираю предварительную информацию, а потому заранее приношу извинения за этот разговор посреди ночи.
– Скорее, ранним утром, – покивала Инга. – Понимаю, помогу чем смогу.
Рогов вытащил мобильный и положил перед собой на стол.
– Вы не против, если я запишу нашу беседу на телефон? Избегаю бумажек, стараюсь идти в ногу со временем.
Он смущенно улыбнулся, словно стеснялся своей привязанности к электронике. Инга безразлично пожала узкими, худыми плечами, посмотрела на следователя с интересом. Неплох собой, молод, отметила она, но явно профессионал своего дела. Это было заметно во взгляде и манере держаться; каждое движение вызывало ощущение, что он выполняет рутинную работу, к которой давно привык. И ужасное зрелище в палате его, похоже, совсем не тронуло. Неужели каждый день сталкивается со случаями, когда люди сдирают с себя лицо и разрывают себе горло?
– Представьтесь, пожалуйста, – начал следователь.
– Инга Вяземская-Розенквист, врач-сомнолог, руководитель лаборатории сна здесь, в нашем институте.
– Вы занимались лечением пациента Олега Буковского? – спросил Рогов.
– Не только лечением, – поправила Инга, – прежде всего обследованием и диагностикой. У него был сложный случай: на одну проблему наложилась другая.
– Как долго он у вас пробыл?
– Вчера вечером истекли пятые сутки.
– Расскажите подробнее, с какими именно жалобами он к вам обратился?
Инга собралась с мыслями, напрягла память, вспоминая сведения из истории болезни.
– Буковский обратился в наш институт около недели назад с жалобами на острое апноэ – это непроизвольная остановка дыхания во сне. В лаборатории он посещал назначенные процедуры и проходил лечение в обычном порядке. Но в последние три дня неожиданно начал жаловаться на нарушения сна совсем другого характера – ночные кошмары сверхсильной интенсивности. Первый инцидент произошел позавчера во время одного из сеансов полисомнографии. Разумеется, мы немедленно занялись новой проблемой, поэтому Буковского было решено оставить в нашей лаборатории на долговременное обследование. На следующей неделе мы планировали его встречу с психологом, который должен был провести первое собеседование по итогам наших тестов.
Следователь взглянул
– Проблемы с апноэ – это понятно, но я никогда не слышал, чтобы к врачам обращались с кошмарами, – удивился он.
– Почему же, – возразила Инга, – это такое же нарушение сна, как и любое другое. Поддается диагностике и лечению.
– Всегда ли при таких расстройствах проводится полисомнография?
– Хороший вопрос, – отметила сомнолог, тонкие губы тронула одобрительная улыбка. – Чаще всего сновидения, в частности кошмары, приходят в определенный момент – во время так называемой фазы быстрого сна. Наверное, вы слышали об этом?
– Когда-то и где-то, – туманно ответил Рогов.
– Эта фаза длится примерно пятнадцать минут и наступает несколько раз за ночь, обычно человек видит сны именно тогда, – Инга старалась говорить будничным, повседневным тоном, не желая выглядеть занудной лекторшей. – Есть данные о том, что сновидения возможны и в медленную фазу, но… впрочем, подробности здесь ни к чему. Что важно – человек, которому снится кошмар во время фазы быстрого сна, обязательно просыпается. С криком или без, но просыпается.
– А Буковский?
– В этом-то и странность. Потому и решили провести полномасштабное обследование: он не просыпался, пока быстрая фаза не заканчивалась. Лишь тогда прекращалось сновидение, и его можно было разбудить. Во время же быстрой фазы он кричал, даже истошно вопил; его трясли и хлестали по щекам, звали по имени, но безрезультатно – он продолжал спать, видеть кошмар и орать, пока сам не затихал, и только тогда просыпался.
Птицы замолкли, убаюканные человеческой речью, прикорнули на своих жердочках. Рогов слушал внимательно, хмуря светлые брови. Руки покоились на столе, пальцы с коротко подстриженными и ухоженными ногтями задумчиво постукивали по лакированной столешнице. Инга бросила на них короткий взгляд, невольно отметила отсутствие кольца.
– Буковский говорил, что именно ему снилось? – спросил следователь.
Инга потерла лоб, припоминая содержание интервью трехдневной давности.
– Обмолвился как-то раз после первой ночи в лаборатории о неких линиях или полосках… э-э… скрещенных сиреневых линиях. Но избегал об этом рассказывать в подробностях – воспоминания о кошмарах вызывали у него панические атаки. Как я поняла из разговора, именно сам образ, который ему снился, вызывал такой невероятный ужас. Он был безумно напуган этими сиреневыми линиями.
– Что показали результаты полисомнографии?
Инга снова пожала плечами.
– Данные собраны, но еще не проанализированы. Я собиралась заняться этим в ближайшие дни.
– Буду очень благодарен, если сообщите о результатах анализа и о ваших выводах.
Рогов достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, а оттуда – картонный прямоугольник визитки и протянул через стол.
– Звоните в любое время, – любезно предложил он, – если не смогу ответить, то перезвоню при первой возможности.