Квартира 302
Шрифт:
Айлин кончила рассказывать. Генри кивнул, но не стал ничего говорить, хотя слова так и просились наружу. Но пока он решил держать их при себе, пока не упорядочит мысли. Наконец-то он хоть что-то понял, что-то связное, и тем осторожнее нужно было обращаться со своими догадками и прозрениями. Они могли им помочь… а могли сделать только хуже.
Итак, числа. Теперь Генри понял их смысл, и завеса таинственности ниспала. Но одновременно появилось несколько новых вопросов… они не могли не возникнуть.
Первое. Айлин упомянула, что последняя жертва маньяка носила четырнадцатый номер. Вместе с тем Генри собственными глазами видел число 16121 на
Второе. По замечанию Джозефа, Уолтер Салливан поставил себе цель лишить жизни двадцать один человек. Если верить журналисту, Синтия была шестнадцатой, Джаспер – семнадцатым… Айлин – двадцатой. Чего бы маньяк ни добивался, он почти достиг своей цели. Спасение Айлин можно было назвать чудом… в крайнем случае – необычайным везением.
И третье. Это-то, пожалуй, и беспокоило Генри больше всего остального.
«Уолтер Салливан совершил самоубийство в своей камере».
Он ведь умер! Умер много лет назад, сейчас, наверное, даже кости под землёй рассыпались в прах!.. Кто тогда продолжал все эти убийства после его смерти? Кто убивал Синтию, Джаспера, Эндрю и Ричарда?.. Даже с учётом безумия окружающей реальности Генри не желал признавать, что все они пали жертвой давно разложившегося безумца. В этом просматривалась высшая несправедливость. Убийцы после смерти должны гореть в аду, а не гулять как ни в чём не бывало по странным опустошённым мирам, затягивая в воронку других, ни в чём не повинных.
Но кто тогда?.. Кто этот человек в плаще, препарирующий мёртвых женщин, едва не убивший Айлин? И кто мальчик, который всегда оказывается рядом с местом очередного убийства, хладнокровно наблюдая агонию несчастных?.. Эндрю ДеСальво, умерший в водной тюрьме, назвал мальчика Уолтером Салливаном. Что-то тут не сходилось.
– Генри, о чём ты думаешь? – спросила Айлин, когда он замедлился, ожидая, пока она догонит его. – Ты что-то понял?
– Не совсем, – Генри покачал головой. – Но, по крайней мере, теперь всё ясно с этими цифрами.
– Что – ясно? – она была удивлена. Генри прикусил язык: ведь Айлин до сих пор видела цифры только на дне пустого гроба. В котором, если верить логике, покоился сам Уолтер Салливан. Покоился, да ушёл.
Но, с другой стороны… сколько можно скрывать правду? Генри уже устал недоговаривать своей спутнице, и решил положить этому конец здесь, на этой лесной тропе. В конце концов, это просто нечестно по отношению к Айлин – прятать от неё очевидное.
– Айлин, – он полуобернулся к ней. – Я должен тебе кое-что сказать. Наверное, тебе это не понравится, но…
– Сколько? – спросила она.
Генри растерялся:
– Сколь… Что?
– У меня на спине числа, не так ли? Какое это число?
На мгновение их взгляды скрестились, и Генри уразумел, что Айлин знала это давно – возможно, с того самого момента, когда очнулась в белесой палате госпиталя. Знала, но боялась спросить.
– Они жгут, Генри. Особенно после того, как я прохожу сквозь двери со знаками. Я думала, что там буквы, может, какое-нибудь слово… Но раз уж тут всё завязано на числах, – она коротко усмехнулась, – я бы поставила на пятизначное число. Я права?
– Да, – сказал Генри. Захотел остановиться, устроить привал, но ноги продолжали нести его вперёд. Между деревьями вдалеке замелькала гладь воды, в воздухе запахло приозёрной сыростью.
– Сколько
– Двадцать, – ответил он. – 20121.
– Но это… – она запнулась. – Это невозможно, Генри. Неужели он успел за это время… нет, он не смог бы…
– Это всё случилось за последнюю неделю, – угрюмо сказал Генри. – Я говорил, что видел, как здесь убивали людей… На всех были числа. Начиная с шестнадцати и кончая девятнадцатью. Как только я находил их… их тела… тогда я просыпался. Я не мог ничем им помочь.
– Значит, всё делает он, – Айлин подняла голову, вслушиваясь в приближающийся всплеск волн. Где-то в сторонке громко треснул сук. – Человек в плаще – Уолтер Салливан… Он не умер.
Генри хотел заикнуться о подражателе, но передумал. Возможно, потому, что они как раз вышли из леса на берег озера, где луна щедро изливала свою медь на ленивые волны. А может, он просто не хотел возражать – понимал, несмотря на все протесты разума, что Айлин права, и человек, который гонится за ними, не подражатель, а тот самый убийца собственной персоной. Умерший в грязной камере захолустного городка десять лет назад, валяясь в луже собственной крови… но здесь и сейчас – живее, чем когда бы то ни было. Он выбрался из своей могилы. И всё ещё жаждал продолжить кровавое дело.
6
У берега была маленькая площадка, специально оборудованная, чтобы туристы могли полюбоваться озером. Генри за свой визит в Сайлент Хилл не побывал здесь – ему больше нравилось наслаждаться видом озера в одиночестве, нежели в шумной толпе, жующей гамбургеры. Сейчас, понятное дело, на площадке не было ни души. Забористая ограда накренилась, угрожая свалиться в воду. Но табличка с надписью стояла ещё вполне крепко: слова «ОЗЕРО ТОЛУКА» на фоне воды, затянутой дымкой тумана. Само озеро этой ночью меньше всего было похоже на изображение на табличке. Тумана не было в помине – если бы не темнота, зоркий глаз смог бы увидеть противоположный берег. Луна висела в стороне, протягивая по волнам багряный мостик, прерываемый серебристыми бликами. Волны были ещё заметны у берега, но шагах в двадцати – тридцати поверхность уже выглядела невозмутимо-спокойной. Генри задался вопросом, глубоко ли здесь. Посмотрел на белую пену, собравшуюся у берега, и пришёл к выводу, что купаться, пожалуй, не стоит.
– Красиво… – Айлин втянула солёный запах озера и обколотилась о табличку. – Озеро Толука – значит, мы в Сайлент Хилле?
– Скорее всего, – отозвался Генри, удивлённый совпадением. – Ты бывала в этом городе?
– Пару раз. Обожаю парки аттракционов. А здесь – один из лучших на восточном побережье. У меня дома даже сувенирчик есть от этого парка, кролик Робби – весёлая мордашка.
Воспоминания о лучших днях грели душу. Когда она была в Сайлент Хилле в последний раз? Айлин попыталась вспомнить. Кажется, года три назад, а то и четыре. Город ветшал, и людей было не так много, как прежде, но Айлин тихое поселение всё равно нравилось. Не только парком аттракционов и прекрасными пейзажами с примесью светлой тоски, но и тем, что в какой-то мере Сайлент Хилл был похож на её собственный родной город. Не Эшфилд с шумными серыми улицами, хоть она и приехала сюда совсем маленькой и могла считать себя стопроцентно «здешней». Её настоящее родовое гнёздышко находилось в Вирджинии, в крохотном домике, где ставили свечи на тортах и дарили шоколадных зверьков, которых она так любила.