Квартира на Уране: хроники перехода
Шрифт:
Мой переход начался в 2004 году, когда я впервые решил назначить себе слабые дозы тестостерона. Затем, в течение нескольких лет пребывания в безымянном пространстве между женским и мужским, между мужественностью лесбиянки и женственностью Drag King, я испытал состояние, которое принято называть gender fluid. Изменчивость и текучесть моих сменяющих друг друга воплощений натолкнулась на общественное сопротивление возможности мыслить тело вне рамок половой и гендерной бинарности. Я химичил со своей «флюидностью» подобно алхимику гендера, принимая так называемую пороговую дозу тестостерона – такие дозировки не запускают быстрого формирования в теле «вторичных половых мужских признаков».
Как ни парадоксально, я отказался от флюидности, потому что жаждал изменений. Переход стал лабораторией этого превращения. Решение «изменить пол» неминуемо сопровождается тем, что Эдуар Глиссан называл «дрожанием» [un tremblement]. Переход – территория неуверенности, неочевидности, странности. Но это не слабость, а скорее мощь. «Мыслить дрожанием, – пишет Глиссан, – это не страх. Это мышление, которое противостоит системе». В 2014 году я начал медико-психиатрический процесс по смене пола в нью-йоркской клинике имени Одри Лорд, одном из немногих медицинских учреждений в мире, которым руководят активисты трансгендерного движения. «Смена пола» – это не прыжок в психоз, как того хотелось бы поборникам старого режима половых различий. Но это и не «простая» медико-правовая процедура, которую можно пройти в подростковом возрасте, чтобы добиться нормализации и полной невидимости, как хотела бы ее представить новая система неолиберального управления половыми различиями. Процесс смены пола в обществе, подчиненном научно-коммерческой аксиоме гендерно-половой бинарности, – где социальные, трудовые, аффективные, экономические, гестационные и прочие пространства разделены по принципу мужского или женского, гетеросексуального или гомосексуального, – предполагает переход границы, которая наряду с расовым различием является, пожалуй, одной из самых жестоких политических границ, придуманных человечеством. Переход – одновременно прыжок через бесконечную вертикальную стену и хождение по тонкой линии, начерченной в воздухе. Если гетеропатриархальный режим полового различия – это научная религия Запада, тогда смена пола – не что иное, как еретический жест. По мере увеличения дозы тестостерона изменения становились более явными: волосы на лице – лишь мелкая деталь по сравнению с тем разрывом в социальном восприятии, который провоцирует изменение голоса. Тестостерон меняет толщину голосовых связок – мышцы, которая, изменяя форму, меняет тон и регистр голоса. Странник гендера ощущает изменение своего голоса как одержимость, как чревовещание, которое требует его отождествления с чужим человеком. Эта мутация – одна из самых прекрасных вещей среди всего, что я когда-либо пережил. Быть трансчеловеком значит жаждать внутренней «креолизации»: признать, что стать собой возможно только благодаря изменению, мутации, скрещиванию. Голос, который тестостерон пробудил в моем горле – не голос мужчины, это голос перехода. Дрожащий во мне голос – это голос границы. «Мы лучше понимаем мир, – пишет Глиссан, – когда дрожим вместе с ним, потому что мир дрожит во всех направлениях».
С изменением голоса изменилось и имя. Одно время мне хотелось, чтобы мое женское имя склонялось как мужское. Я хотел, чтобы меня продолжали звать Беатрис, но чтобы грамматически мое имя сопровождалось местоимениями и прилагательными мужского рода. Но это грамматическое искажение было еще сложнее, чем телесная и гендерная флюидность. Тогда я решил подыскать себе мужское имя.
В мае 2014 года субкоманданте Маркос объявил в своем открытом обращении из «сапатистской реальности» о смерти Маркоса. Маркос – имя без конкретного лица, ставшее голосом революционного процесса в Чьяпасе.
Я попросил друзей выбрать для меня имя: мне хотелось, чтобы новое имя было выбрано коллективно. Но ни одно из предложенных (Орландо, Макс, Паскаль…) не ощущалось как мое собственное. Тогда-то я и начал серию шаманских ритуалов по поиску имени. Я начал делать всё необходимое, чтобы измениться. Я предался переходу. И наконец мое новое имя явилось мне во сне, когда одной декабрьской ночью 2015 года я лежал в кровати в одном из готических кварталов Барселоны. Я принял это странное и до абсурдности банальное имя – Поль, – которое было мне даровано во сне. Я попросил всех называть меня Полем. В это же время я начал юридическую процедуру по официальной смене имени и пола. Вместе с адвокатом Кармой Херранс мы подали государству Испании запрос о смене пола, о том, чтобы мое тело признали мужским, а имя Поль Беатрис – мужским именем. Спустя месяцы молчания и колебаний со стороны административных органов, 16 ноября 2016 года юридическое решение было оглашено. В соответствии с действующим испанским законодательством мое имя было занесено в реестр имен детей, рожденных в этот день в городе, где я более сорока лет назад появился на свет. Эти колонки фиксируют изменения моих голоса и имени. До декабря 2015 года все колонки подписаны именем Беатрис, за исключением той, что я лишь однажды подписал именем Беатрис Маркос. Начиная с января 2016 года под ними уже стоит подпись Поля Б. Во всех этих случаях подпись, разрушенная и воссозданная, стертая и вновь написанная во множестве политических актов, появляется здесь не как знак власти, но как свидетельство перехода.
Гендерный переход – путешествие, отмеченное множеством рубежей. Возможно, чтобы сделать этот опыт еще более интенсивным, я никогда так много не путешествовал, как в те месяцы, когда происходила самая резкая стадия перехода и когда я искал имя. Как в опыте изгнания, мой путь начался с утраты рая: смерть Пепы, разрыв любовных отношений, потеря должности куратора в музее, развал Программы Независимых Исследований (в MACBA [3]
3
Музей современного искусства в Барселоне (кат. Museu d'Art Contemporani de Barcelona). – Примеч. ред.
Конец ознакомительного фрагмента.