Квартира в Париже
Шрифт:
Я думаю о ее предположении, что он, якобы уехал.
– Сейчас не самое подходящее время, – сказал он по телефону. Но он не мог просто взять так и уйти, молча… правда же? Я его семья – его единственная семья. Как бы он ни был расстроен, не думаю, что он бросил бы меня.
Что же, не впервые он исчез из моей жизни. Так случилось, когда у него внезапно появились новые блестящие родители, готовые увезти его в новую волшебную жизнь с частными школами, каникулами за границей и семейными лабрадорами, и, извините, но Дэниелсы могут усыновить только одного ребенка. И, собственно,
Нет. Ради всего святого, он оставил мне голосовую заметку с инструкцией. И даже если по какой-то причине ему действительно пришлось уехать, то почему он не отвечает ни на мои звонки, ни на сообщения?
Я все время возвращаюсь к его разорванной цепочке с кулончиком Святого Христофора. К пятнам крови на кошачьей шерсти. Похоже никто из соседей Бена не готов уделить мне время – более того, они кажутся враждебно настроенными. Как это обычно говорится – что-то здесь нечисто.
Я просматриваю социальные сети Бена. В какой-то момент он, видимо, удалился отовсюду, кроме Инстаграма. Почему я только сейчас это поняла? Ни Фейсбука, ни Твиттера. Фотография профиля в Инстаграме – кот из квартиры, я узнаю белую манишку. В его сетке не осталось ни одной фотографии. Это так похоже на Бена, мастера переосмысления, избавления от всех старых вещей. Но в этом есть что-то странное. Как будто кто-то пытался вычеркнуть его из жизни. Я все равно посылаю ему сообщение в Инстаграме: Бен, если ты это увидишь, возьми трубку!
Телефон вибрирует: «У вас осталось всего 50 MБ интернета. Чтобы пополнить счет, перейдите по этой ссылке…»
Черт! Я не могу позволить себе даже самый дешевый тариф. Я сажусь на диван. Прямо на бумажник Бена, должно быть, я сама бросила его сюда. Я открываю его и вытаскиваю визитную карточку, прикрепленную спереди. Тео Мендельсон. Парижский редактор «Гардиан». И надпись на карточке: ЗАИНТЕРЕСОВАЛСЯ ИСТОРИЕЙ! ХОЧЕТ УЗНАТЬ ДЕТАЛИ. Может быть, это кто-то, на кого Бен работает, с кем он недавно общался? Там указан номер. Я звоню, но он не отвечает, поэтому я отправляю сообщение.
Привет. Хочу спросить о моем брате Бене Дэниелсе. Пытаюсь его найти. Сможете помочь?
Вдруг какой-то звук заставляет меня насторожиться.
Я сижу тихо, напряженно прислушиваясь, пытаясь понять, что это за шум. Напоминает шаги. Но этот звук доносится не с лестничной площадки или лестницы перед входом в квартиру. А прямо у меня над головой. Я встаю с дивана и изучаю стену. И именно сейчас, как следует присмотревшись, я замечаю. Я провожу руками по выцветшим шелковым обоям. Там есть дыра в стене, чуть выше моего роста. Я отступаю назад и рассматриваю ее. Она хитро спрятана, а диван выдвинут перед ней, так что если внимательно не присмотреться, то можно вообще ее не заметить. Но я думаю, что это дверь.
Вернувшись в квартиру, я лезу в свою сумочку – черную кожаную сумку «Селин», безумно дорогую, сдержанную, подарок Жака, – достаю бумажник и даже удивляюсь, обнаружив, что записка не прожгла дыру в коже. Не верится, что я была настолько
В следующий раз удвою, сука.
Записка пришла вчера утром. Последняя. Теперь у него нет надо мной власти. Я разрываю записку на мелкие кусочки и бросаю в камин. Дергаю за шнур с кисточкой, с ревом вспыхивает пламя, мгновенно поглощая бумагу. Затем я быстро прохожу через квартиру, мимо панорамных окон с видом на Париж, по коридору с коллекцией Герхарда Рихтера, каблуки ритмично стучат по паркету, затем замолкают на шелке старинного персидского ковра.
На кухне я открываю коробку из булочной. Внутри – лотарингский пирог, усыпанный ломтиками бекона, тесто такое хрустящее, что рассыпается при малейшем прикосновении. Молочный аромат сливок и яичного желтка на мгновение вызывает у меня приступ смеха. Когда Жак уезжает из дома в одну из своих деловых поездок, я обычно питаюсь черным кофе и фруктами – иногда кусочками темного шоколада, отломанными от батончика «Мэйзон Боннат».
Мне не хотелось никуда выходить. Я думала спрятаться здесь, подальше от всего мира. Но я постоянный клиент, и очень важно придерживаться привычного распорядка дня.
Немного позже я снова открываю дверь в квартиру и выжидаю несколько секунд, прислушиваюсь, оглядываю лестницу, чтобы убедиться, что там никого нет. В этом доме ничего нельзя предпринять, не нарвавшись на консьержку, которая того гляди выпрыгнет на тебя из-за угла, материализовавшись из ниоткуда. Но на этот раз меня беспокоит не она. А эта новенькая, эта незнакомка.
Убедившись, что поблизости никого, я иду через площадку к деревянной лестнице в старые покои прислуги. Я единственная в доме, у кого есть ключ от этих комнат. Даже у консьержки нет доступа.
Я привязываю поводок Бенуа к нижней ступеньке деревянной лестницы. На нем подходящий комплект из синей кожи от «Эрме»: мы оба с ним сегодня в «Эрме». Если пес кого-то увидит, то залает.
Я достаю ключ из кармана и поднимаюсь по лестнице. Дрожащей рукой вставляю ключ в замочную скважину.
Толчком открываю дверь. Перед тем как войти, проверяю, не наблюдает ли кто за мной. Приходится осторожничать. Особенно сейчас, когда повсюду шныряет эта девица.
Я провожу здесь, в комнате прислуги, минут десять. После снова так же тщательно запираю висячий замок и кладу в карман маленький серебряный ключик. Бенуа ждет меня у лестницы, глядя на меня снизу вверх своими темными глазами. Хранитель моих секретов. Я прикладываю палец к губам.
Ш-ш-ш…
Я отодвигаю диван от стены. Подбегает кот, наверное, надеется, что ему перепадет мышь или какая-нибудь другая жуткая ползучая тварь. Кажется, я нашла, вот она, дверь. Ручки нет, но я хватаюсь за край, просовываю пальцы в щель и тяну. Дверь распахивается.
У меня перехватывает дыхание. Не знаю, чего я ожидала: может быть, потайного шкафа. Но только не этого. Меня встречает тьма. Воздух холодный, будто я только что открыла холодильник. Затхлый, спетрый воздух, как в церкви. Когда мои глаза привыкают к полумраку, я различаю узкую каменную лестницу, спиралью уходящую вверх. Она немного другая, меньше, чем лестницы в другой части дома. Судя по всему, это она предназначалась для прислуги, как те комнаты для служанок, о которых мне рассказывала Софи Менье.