Квартира
Шрифт:
– Так что насчет очереди?
– Я о ней и говорю. Вчера Вера Степанна докладывала, что из районной комиссии пришел план по сдаче объектов. До Нового года надо обязательно сдать дом, иначе в следующем году бюджеты сократят. Там рабочие как раз заканчивают отделочные работы…
Волнуясь, Фролов сел за стол напротив Тани. Она трещала без умолку. Иногда он выхватывал из ее монолога отдельные слова, бередившие душу.
– А где, говорите, этот дом?
– Где-то в Автозаводском. – Таня заглянула в бумажки, разбросанные
Брестская! Совсем недурно. Далековато, но зато вредные производства не близко, и район не самый скверный, рядом бульвар и больница.
– Вот, значит, сдадут дом через полтора месяца… – продолжала Таня.
– Даже так?
– Но вы раньше времени не радуйтесь. Дальше уже вопрос бумажной волокиты. Сами понимаете, надо всех очередников по спискам прошерстить, провести проверку, собрать документы, организовать приемку…
– Вы сказали, будут шерстить очередников? Это как?
Таня посмотрела на него с легким укором.
– Всех проверят по спискам. Профкому нужно знать, насколько семья соответствует нормативам.
– Так ведь все проверяли.
– Когда это было! С тех пор уже столько воды утекло. Вы не хуже меня знаете, что у нас эта очередь годами тянется. А люди женятся, разводятся, детей заводят. Умирают, в конце концов. Полгода назад была история: подошла очередь одной женщины, ей уже ключи готовились выдавать, и тут выясняется, что ее дочь вышла замуж и у мужа прописалась, а муж этой женщины ушел к другой, представляете?
– Муж дочери? – запутался Фролов.
– Муж матери! Той, которая в очереди стояла. В итоге она осталась одна в своей однушке. А мы уже двухкомнатную ей готовились давать в расчете на всю семью. Вы понимаете, какая наглость?.. У нас и постановление есть: перепроверять жилищные условия очередников перед тем, как подтвердить место в очереди. Вот у вас какое место?
– Двести девятнадцатое, – сказал Фролов.
Танечка запнулась.
– Какое-какое?
– Двести девятнадцатое.
Танечка поворошила какие-то графики и таблицы, нетерпеливо перевернула лист с плохо отпечатанным планом этажа и после некоторых размышлений изрекла:
– Плохо.
– Почему же плохо? – Фролов вытянул шею, пытаясь заглянуть в бумаги.
– Смотрите. Здесь по документам девять этажей, на каждой лестничной клетке четыре квартиры. Умножаем девять на четыре, выходит… ммм… тридцать шесть. Стало быть, тридцать шесть квартир в подъезде. А подъездов у нас шесть. – Таня ткнула в план этажа. – Значит, шесть раз по тридцать шесть – это у нас…
– Двести шестнадцать, – похолодев, подсказал Фролов.
Танечка сочувственно поджала губы.
– Вот видите.
Что-то в его душе оборвалось и упало вниз. Он двести девятнадцатый, а квартир двести шестнадцать. На душе стало пусто и стыло, и еще почему-то
Этим утром, приходя на работу, он знать не знал, что скоро получит квартиру, но теперь уже поверил, позволил нетерпению захватить себя – и вот все кончилось, даже не начавшись.
– Вы только не торопитесь с выводами, – сказала Танечка. Она бросила взгляд на висящие на стене часы и спохватилась: – Ох, что-то я засиделась. Бежать пора, а то в гастроном не успею.
Фролов зачем-то подождал, когда она выключит свет и закроет кабинет. Вместе с Танечкой по инерции дошел до проходной. Каблуки звонко стучали по бетонному полу.
– Послушайте, – снова начала она. – Вы не расстраивайтесь. Может, при проверке кого-нибудь из списка вычеркнут.
Фролов с трудом сбросил оцепенение.
– Вы думаете?
– Владимир Павлович, да ведь вам всего три места не хватает. Три человека из двухсот шестнадцати вычеркнут – и все, квартира ваша. Я уверена, так оно и будет.
С этими словами Таня успокоительно похлопала его по предплечью.
– Я попробую достать списки, а вы не унывайте, договорились? Все, я побежала. Александру Геннадьевичу передавайте привет.
По пути домой Фролов впал в прострацию. У общежития он чуть не сбил с ног дворника. Дворник уронил метлу, ругнулся и, кряхтя, наклонился за ней. Фролов как раз извинялся, когда из подъезда выскочил Ваня.
– А, пап, это ты. Я гулять с ребятами.
Вид у него был невеселый.
– А чего такой понурый?
– Там это, – Ваня махнул рукой и поморщился, – бабушка пришла.
У Фролова вырвался тяжкий вздох. Поднимаясь по лестнице, он мрачно размышлял, что при Тамаре Лаврентьевне ни за что не расскажет о бедах с квартирой. Теща никогда не упускала случая уколоть Фролова; она блестяще справлялась с этой задачей и без повода, а уж с поводом развернулась бы по-царски.
Справедливости ради, она ничего не имела против него лично. Тамара Лаврентьевна нападала не только на Фролова, а почти на всех хоть сколько-нибудь знакомых людей. Выбирая жизненную миссию, она пришла к выводу, что ее долг – задавать окружающим золотой стандарт поведения в обществе. Однажды она поставила планку, как следует жить, и с тех пор неустанно всем на нее указывала.
С точки зрения Фролова, любить Тамару Лаврентьевну было так же трудно, как испытывать теплые чувства ко льву, который грызет твою ногу. Еще на подходе к двери Фролов услышал ее хорошо поставленный голос:
– …вы разбаловали ребенка, Лена. Нет, не спорь, я говорю: разбаловали, значит, так и есть.
Фролов скользнул в комнату, сел на стул на пятачке у двери и не спеша разулся. Ему хотелось оттянуть момент, когда придется поздороваться.
– Убежал неизвестно куда и даже не извинился, – продолжала теща. – Хотя видит, что в гостях бабушка… Это дверь хлопнула?