Квартира

Почекуева Даша

– Здорово, – согласился Ванька без энтузиазма.

Он всегда на все соглашался. На него и в три года не могли нарадоваться соседи. Охали и ахали: какой прекрасный, беспроблемный ребенок. Обычно Фролов радовался покладистости сына, но сейчас ему хотелось добиться от Ваньки хоть какого-нибудь чувства, пусть даже протеста или возмущения. Все лучше, чем вежливая безразличность.

– Пойдем к нему завтра. Но ты помни, если вдруг тебе что-то не нравится…

– Ладно, ладно. – Ваня вдруг заметил, как капнул маслом на скатерть. – Ой! Прости,

мам.

– Ничего, я уберу.

После ужина сын засобирался к друзьям. Фролову не хотелось оставаться наедине с Леной; он попытался удержать Ваню дома, спросив про уроки.

– Пап, ну какие уроки! Еще даже учебный год не начался.

Тогда Фролов предложил партию в шахматы. Ванька отмахнулся, забрал гитару и ушел.

Все попытки отсрочить неприятный разговор с женой потерпели крах. Фролов включил телевизор, чтобы не сидеть в гнетущей тишине, и невидящим взглядом уставился в экран. На экране появился Аркадий Райкин и завел что-то интеллигентно-ироническое в своей манере. Лена протерла клеенчатую скатерть и убрала остатки сайры в холодильник. Еще какое-то время она ходила по комнате, не находя себе места, и наконец села в кресло напротив Фролова.

– Вов, я так не могу. Скажи хоть что-нибудь.

Райкин в телевизоре громко фыркнул. Фролов отозвался, не отрывая глаз от экрана:

– Что именно? Опять про Сеню?

– Слушай. Я знаю, ты должен был узнать по-другому… Мерзко, конечно, все… И это моя вина.

В порыве чувств она даже закрыла лицо руками. Фролов удивился – прежде Лена не позволяла себе сцен. Даже ругалась как-то тихо, почти не повышая голос. А тут вдруг жесты, заламывания рук, да еще эти неуместные покаяния.

– Ну что теперь, в грудь себя будешь бить? – мягко спросил Фролов, пытаясь как-то успокоить жену. – Было и было.

– Вов, прости меня.

– Перестань.

– Нет, я не шучу. Прости.

– Да чего прости, забыли уже. Просто сделай так, чтобы Ванька не узнал. Он будет дергаться, переживать, еще экзамены завалит. Лучше подожди до института.

– А мы?

– А что – мы?

– С нами-то что?

– Ну, делай, что хочешь. Только Сеню домой не зови. А то Ванька вас застукает или соседи узнают.

Лена посмотрела на Фролова как на ненормального. Открыла рот. Закрыла. Потом опять открыла. Фролов представил, что сейчас будет: рассказ о том, почему она так поступила. Будут аргументы, чем хорош герой-любовник Сеня и чем плох он, Фролов. Фролов и сам догадывался, чем он плох, и совершенно не хотел это обсуждать.

– Не смотри на меня так. Я же сказал: забыли.

* * *

На другой день Фролов повел сына к репетитору. Ванька пробыл в комнате Юдина около получаса. Фролов ждал его в длинном коридоре коммуналки, прислушиваясь к звукам за дверью и гадая, выгорит ли что-то с репетиторством. О Сене и Лене он старательно не думал.

Сегодня Розы Эдмундовны не было. Вместо нее в коридоре мелькали другие жильцы. Где-то шумел телевизор. Под ногами

опять крутилась кошка. Открылась дверь вдалеке – вышла сгорбленная старуха, зыркнула на Фролова и, шаркая тапками, удалилась в кухню.

Наконец дверь комнаты открылась, и Ванька вышел в коридор.

– Ну что? – накинулся на него Фролов.

Ванька пожал плечами.

– Нормально. То есть… я не против.

– Но тебе ведь понравилось? Если не понравилось, только скажи – найдем другие варианты.

– Нет, пап. Меня все устраивает.

В дверном проеме появился Юдин. Обведя взглядом Фролова и не заметив недружелюбной старухи, выглянувшей из кухни, он кашлянул.

– Можно вас на минутку?

Ванька покраснел и засобирался.

– Пап, я тебя на улице подожду. Мы ведь домой?

Фролов не хотел домой.

– М-м-м… Да. Но я попозже. Хочешь – езжай один.

Ванька похлопал себя по карманам, ища проездной, поправил сумку на плече и вышел.

Еще пару секунд Фролов и репетитор неловко топтались на узком пятачке у входной двери. Фролов пошел справа – репетитор тоже шагнул вправо, Фролов шагнул влево, но все равно чуть не столкнулся к ним нос к носу. Отпустив смешок, репетитор пропустил гостя в комнату. Фролова нервировало лукавое и понимающее выражение на его лице: будто он замечал неуклюжесть Фролова, но находил эту черту не отталкивающей, а забавной.

Со вчерашнего дня в комнате мало что изменилось. Только на столе теперь лежали исписанные листочки, а из-под дивана на полу торчал уголок журнала.

– Я заставил вас ждать. – Юдин хлопнул себя ладонью по лбу. – Простите, голова дырявая. Обычно мама Роза принимает гостей, но сегодня суббота. В субботу она на даче.

«Зачем ты мне это рассказываешь?» – подумал Фролов. Чем дальше, тем больше он убеждался в том, что репетитор не от мира сего.

– Ясно.

– Хотите кофе?

Фролов хотел.

Дожидаясь кофе, он стоял у эркера, наблюдая жаркое утро разгорающегося августа; за окном качалась тяжелая ветка разлапистого клена. Но больше уличного пейзажа Фролова интересовало само окно – на нем, кажется, даже шпингалеты были дореволюционные.

– Сын у вас замечательный, – сказал Юдин, занося в комнату чайник. Он достал откуда-то две разномастные кружки, щедро насыпал кофе, плеснул кипятку и размешал.

Фролов вздрогнул от звука ложечки, звонко бьющейся о стенки, и отвернулся от окна.

– Значит, вы возьметесь за него?

Вместо ответа Юдин протянул кофе.

– Берите. Сахар в миске.

– Спасибо, – Фролов взял кружку. – Так вы возьметесь или нет?

– Давайте сначала присядем.

Фролов сел на диван, Юдин тоже. Его подвижное молодое лицо оказалось напротив. Фролов старался лишний раз в него не всматриваться: то казалось, что репетитор слишком молод, то, наоборот, что чересчур опытен. Он побаивался людей, сочетающих в себе прямоту и проницательность.

– Я задам один вопрос, только вы не обижайтесь.