Квази-мо
Шрифт:
Другая новость. Один из лидеров правящей партии вместе с народным изобретателем запатентовали метод очистки радиоактивной воды и превращения ее в питьевую. И это при сотнях лет полураспада радиоактивных элементов! При поддержке правящей партии и под ее логотипами стали выпускать водяные фильтры, присоединив к названию фильтра звучную и узнаваемую фамилию одного министра, входящего в руководство правящей партии. А видных ученых, усомнившихся в гениальности народного изобретателя, назвали ретроградами и губителями народных инициатив.
По аналогии с историческими примерами выходит, что мы снова погружаемся в эпоху новой лысенковщины.
Новый Лысенко под эгидой правящей партии появился, будем считать, в этом году. То есть через сорок пять лет. Получается, что для Богославии исторический круг равняется семидесяти — семидесяти пяти годам. Каждые семьдесят лет мы будем иметь своего Лысенко, перестройку-революцию и единоличную правящую партию. Как белки в колесе.
Какая-то польза от перестройки все-таки есть. Открылась возможность для предпринимательства. Про олигархов я ничего не скажу, потому что они представители государственного капитализма, как и все государственные чиновники. Возможно, что когда в нашей стране будет демократия, то это все будет вынесено на суд общества и кое-кто будет вынужден либо ответить перед судом, либо вернуть деньги, которые неправедно оказались в их распоряжении. Но для Богославии — это фантастика такого далекого будущего, что она и в далеком будущем останется фантастикой.
А ведь я был в том далеком будущем. В год Трехсотлетия Преемничества в Богославии. И только конфликт с Майей не позволил мне узнать, как они там живут и что у них появилось нового.
В последнее время я почему-то стал сравнивать Татьяну с Майей. Чем-то они похожи и чем-то они разнятся. Хотя, с Майей я знаком ближе. Даже очень близко и скажу, что она мне нравится и в одежде, и без одежды. Но в Татьяне есть что-то таинственное и завораживающее. Эта не затащит мужика в постель через пятнадцать минут после знакомства.
— А почему ты так думаешь? — спросил я сам себя. — В тихом омуте… Нет, лучше, чужая душа — потемки. А вдруг и Татьяна не менее страстна и горяча? И она тоже человек. Ты сам можешь взять женщину и уложить ее в постель через час после знакомства? Можешь. Так почему же она не может лечь в твою постель через час после знакомства? Вполне может, и ничего в этом особенного нет. Проверю. Попытка не пытка.
Майя это как мотылек. Прилетела и улетела. Нашла мужчину на ночь и порхает себе по цветкам, распевая веселые песни. Подлетит она ко мне, а я как мудрый муравей ей скажу:
— Ну, как, напелась? Так пойди же попляши.
Нет, я так ей говорить не буду. Я буду обнимать ее ласковое тело, и думать о том, как хорошо с ней в эту минуту. А что будет
Глава 47
Пока меня не было, пришло большое количество почты. Стоит только кому-то обосноваться в «долине нищих», как новоприбывшая личность сразу становится объектом внимания папарацци, досужих журналистов из светской хроники, различных фондов, палат и союзов. Каждому требовалось срочное и безотлагательное присутствие на очередных заседаниях и уплата членских взносов, «которые так малы, что о них даже неудобно и напоминать», но зато вы всегда будете в курсе всех проводимых деловых мероприятий в нашем городе и за пределами региона, что позволит вам развить ваш бизнес так, что некоторым олигархам придется подвинуться на своем олимпе.
Татьяна принесла разобранную почту. В маленькой папочке то, что действительно заслуживает внимания, в большой — по-компьютерному говоря — спам. Так, для проверки профессионализма секретаря.
В папочке лежало приглашение на заседание союза промышленников и предпринимателей и два билета на премьеру комической оперы Т. Хренникова «Доротея» по пьесе Р. Шеридана «Дуэнья».
Итак, приглашение союза в сторону. Билеты в театр на сегодня. В девятнадцать часов, то есть в семь вечера по местному времени. Я посмотрел на секретаря. Сидит, ждет указаний. Что же, указания сейчас будут.
— Татьяна, — говорю я ей на полном серьезе, — я не знаю, как вы относитесь к оперетте и к опере, но раз вы мой секретарь, то к восемнадцати тридцати вы должны быть в вечернем платье. Я заезжаю за вами, и мы едем в музыкальный театр.
— А я не могу быть освобождена от внеурочной работы именно сегодня? — сказала Татьяна.
— Не можете, — отрезал я. Если дать женщине возможность обсуждать то ли иное действо, то вообще можно превратиться в заложника ее фантазий или взаимоисключающих желаний. — Если у вас проблемы с вечерним платьем, то берите машину и поезжайте в салон. Выберите то, что вам больше понравится. Мне тоже нужно приготовиться к вечернему походу.
Наряд Татьяны был изысканно вызывающ для сегодняшнего времени. Она оделась как учительница гимназии в черную юбку миди, черный жакет и белоснежную блузку с черной бабочкой под воротником. А туфли на высоком каблуке вообще приподняли ее над обществом украшенных турецкими блестками дам. Честно скажу, что и я вообще был незаметен на ее фоне. Что, собственно говоря, я и хотел, не ограничив секретаря в выборе вечернего костюма.
Спектакль был легким, веселым, артисты играли непринужденно, и эта непринужденность скрывала те ошибки, которые могут быть заметны только искушенным в театральных делах критикам.
Я не скажу, что я завзятый театрал. В театр хожу только по настроению. Могу посмотреть и оперу. Да, именно так — могу посмотреть и оперу. Если хотите, то можете возмущаться и говорить про меня — ах, он не любит оперу. Да, я не люблю оперу. И мне не нравится вареное сало и рубенсовские женщины. И это не святотатство. Это естественное состояние человека, которому должно что-то нравиться, а что-то и не нравиться. И если бы в детстве по ошибке не попал на двухсерийный фильм-оперу «Хованщина», то я, возможно, совсем бы по иному относился к опере. С высоты прожитых лет детские впечатления кажутся действительно детскими, и я не старался по-серьезному прикоснуться к миру оперы. Возможно, что мои пристрастия переменятся, но это будет не сегодня.