Квазимодо на шпильках
Шрифт:
– Но чем же я могу помочь? – недоумевала Рада, но провела меня в гостиную.
Усевшись в мягкое кресло, я сказала:
– Вроде ваша мама была блокадницей, а мы сейчас готовим номер, целиком и полностью посвященный юбилею Петербурга. Городу на Неве исполняется триста лет.
Сказав последнюю фразу, я испугалась. Вот уж понятия не имею, в каком году царь-реформатор Петр Первый заложил на болотах сие поселение!
Но Рада, очевидно, тоже получала в школе по истории двойки, потому что она кивнула.
Приободрившись, я продолжала:
– Одна из самых трагических страниц
– Да уж, – вздохнула Рада, – жаль, что об этом почти забыли!
– Вот мы и решили напомнить людям, – неслась я дальше. – Но прошло много времени. Свидетели тех дней уходят, вот ваша мама…
– Она умерла, – грустно перебила меня Рада.
– Но, наверное, она рассказывала вам кое-что?
– Конечно, если только для журнала подойдет ее история.
– Всенепременно, – заверила я Раду, – не сомневайтесь!
Та сложила руки на коленях и начала рассказ.
Целый час пришлось мне просидеть с самым заинтересованным выражением на лице, пока она наконец добралась до истории с Розалией Львовной.
– Надо же! Какие, однако, люди встречаются, – покачала я головой, – вы абсолютно правильно поступили, что отняли ценности.
Рада тяжело вздохнула:
– Знаете, первое время, вырвав у этой бабы из ушей серьги, я считала себя совершенно правой. Но потом пришли сомнения. А вдруг я фатально ошиблась? Вдруг она не та Роза? Честно вам скажу, я пережила не слишком приятные моменты. Успокаивала себя постоянно: «Если бы Розалия Львовна пострадала невинно, она бы мигом обратилась в милицию». Адрес мой отлично известен, он указан в читательском абонементе. Вот вы бы оставили безнаказанной тетку, которая ворвалась к вам, побила, вырвала из ушей серьги, сдернула с шеи кулон и ушла? Вы бы, зная все координаты хулиганки, как поступили?
– Естественно, вызвала бы милицию!
– Вот! А Розалия этого не сделала, почему? Да просто боялась, что я расскажу правду и погублю ее репутацию, – кивнула Рада, – я очень долго так думала, но потом пришли сомнения, колебания… Просто покой потеряла!
Рада промучилась пару месяцев и приняла решение. Им с Розалией Львовной следует обговорить все спокойно, без истерик. Рада решила сходить в библиотеку, встретиться со старухой и попытаться внушить той: никаких скандалов больше не будет, если она расскажет правду.
Еще несколько месяцев прошло, прежде чем она решилась на этот визит. Но в кабинете начальницы сидела хорошо ей знакомая Лена.
– Розалия Львовна давно не работает, – пояснила она, – сначала ушла на пенсию, а потом умерла, скоропостижно.
Рада расстроилась, ей очень хотелось расставить все точки над i и не чувствовать себя виноватой. И тут Лена, словно догадавшись о моральных терзаниях Мастеровой, добавила:
– Ее кончину спровоцировал сильный нервный стресс, могла бы еще жить да жить!
Рада ушла из библиотеки в смятении. Сильный нервный стресс! Очевидно, Лена имела в виду драку, которую посетительница затеяла в кабинете. Мастерова внезапно ощутила себя виноватой в смерти Розалии Львовны.
Ночь она провела без сна, в душе ворочались тяжелые сомнения.
Измучившись окончательно,
Естественно, она не стала говорить тому правду, представившись покупательницей, которая хочет приобрести колечко.
Семен Кузьмич был страшно удивлен. Он впустил Раду в квартиру и воскликнул:
– Голубушка! Во-первых, моя жена ничего не продавала в последнее время, а во-вторых, она умерла. Кто дал вам наш адрес?
Рада принялась бойко врать:
– Ольга Лазарева, она приобрела у Розалии Львовны… браслет.
– Лазарева, Лазарева, – забормотал профессор, – мне не упомнить всех подружек Розы, только, наверное, это было давно?
– Да, – кивнула Рада, – но Ольга мне все время повторяла: «Хочешь эксклюзив, ступай к Баратянской, у нее антиквариат из Петербурга».
– Действительно, – подтвердил наивный Семен Кузьмич, – Розочка родом оттуда. Ее родители были ювелирами, и ей достались весьма неплохие вещи. Мы познакомились с женой уже в Москве, и ее драгоценности первое время нам сильно помогли. Денег не было, да откуда они у нищих молодых людей? Вот Розочка и продавала свои колечки, а мы жили на вырученные деньги, на них же и в кооператив вступили. Но потом материальное положение стабилизировалось, и жена перестала распродавать ценности. Я, знаете ли, испытывал некоторое неудобство из-за того, что одно время сидел на шее у супруги, и поэтому потом старался приобретать для нее украшения. Но увы, Розочка отдавала чужим людям семейные реликвии ради нашего счастья, а от меня получала не слишком дорогие вещички. Правда, последние лет пятнадцать, а то и больше, она ничего не продавала.
– Жалко, – фальшиво вздохнула Рада, – кстати, я тоже из Ленинграда, жила на Невском, а где обитала Розалия Львовна?
– На Петроградской стороне, – спокойно ответил профессор, не почувствовав никакого подвоха, – там есть такой дом, огромный, его местные жители «утюг» зовут, на первом этаже когда-то была аптека…
Рада чуть не вскрикнула. Именно об этом доме и говорила ее мать. Она словно услышала тихий голос покойной мамы: «Иду, иду, ноги заплетаются. А дом ее большой, «утюгом» все звали, издали видно. Такое иногда отчаяние охватывало. Вот оно, здание, кажется, на расстоянии вытянутой руки, а сколько еще ползти. И только когда показывалась разбитая вывеска «Аптека», я успокаивалась – все же дошла!»
– И вы ничего не сказали профессору? – тихо спросила я.
Рада покачала головой:
– Нет.
– Но почему?
– Пожалела старика. Поняла: он не в курсе дела, встретился с Розой после войны. Похоже, Баратянский порядочный человек.
– Его убили, – выпалила я.
– Как? – подскочила Рада. – Кто? Зачем?
На ее лице было выражение искреннего, глубокого удивления, и я внезапно с тоской поняла: не она стреляла.
– Кто-то взял снайперскую винтовку и застрелил Семена Кузьмича, выстрел сделали из окна дома, стоящего напротив.