Квендель. Книга 2. Время ветра, время волка
Шрифт:
Иногда по вечерам Бульрих ловил себя на мысли, что ждет, когда же появится Гортензия. Так было и сегодня, потому что в одиночестве становилось не по себе: тени в комнате по мере приближения сумерек все удлинялись, а из углов к креслу будто бы тянулись тонкие щупальца-пальцы. Это ощущение не покидало картографа после «исчезновения и возвращения к жизни», как он сам говорил. Такие мрачные впечатления и мысли внезапно настигали
Его бедная невестка, которая никогда не была склонна к опасным приключениям, получила жестокую рану и теперь неумолимо угасала. Когда Бульрих узнал об этом, на плечи ему легло тяжкое бремя угрызений совести. Наверняка в ту ночь все сложилось бы иначе и чудище не появилось бы в беседке, если бы картограф из Зеленого Лога, вопреки обычному своеволию, держался подальше от Сумрачного леса.
Чувство вины тяготило его, ведь то, что произошло с ним, казалось, лишь оцарапало душу, а не изранило ее. Но даже если время сгладит шрамы, все равно нужно было выяснить, что именно ему довелось пережить. Пытливый ум квенделя, который, несмотря на провалы в памяти, постепенно начинал мыслить как обычно, подсказывал ему, что так будет правильно. Кроме того, Бульрих был обязан все вспомнить ради Бедды и верных отважных друзей. Бульрих безошибочно чувствовал, что все угрозы, недавно нависшие над Холмогорьем и его обитателями, были лишь предвестниками чего-то гораздо большего. В этом он был согласен со стариком Пфиффером, хотя и не мог точно определить, что за опасность назревала.
После возвращения из Вороньей деревни ему удалось немного поговорить об этом с Карлманом. Тот теперь знал поразительно много о тайнах прошлого: это Одилий постепенно раскрывал их юному квенделю, укрепляя его любопытство к таким далеким вещам, которое пробуждал еще дядя. За последние несколько дней Бульрих видел племянника лишь однажды утром, когда Гортензия принесла свежий хлеб к завтраку, а Карлман – корзину с дровами. Вид у него был такой несчастный, что Бульрих без лишних вопросов понял: Бедде стало хуже. Карлман вскоре ушел, отвечая односложно и держась очень отстраненно. Ему явно не хотелось надолго оставлять мать в одиночестве.
– Пора бы мне наконец навестить Бедду. Я давно набрался сил, чтобы сделать это, – сказал Бульрих Гортензии вечером. – Бедда и Карлман – мои ближайшие родственники; завтра я к ним
Гортензия поняла намек. С тех пор как Фиделия Кремплинг ворвалась в «Старую липу», словно кошмар, вырвавшийся из Черных камышей, квендели с опаской заговорили о пугающем появлении старого картографа из расколотой липы и о зловещем смысле произошедшего. В Звездчатке после наступления сумерек никто не решался переходить мост через реку Лисичку, не говоря уже о дороге, ведущей вдоль Черных камышей в соседнюю деревню, откуда была видна опушка Сумрачного леса.
Гортензия вкратце рассказала об этом Бульриху, но, поскольку обсуждать появление в тумане потерянного сына Фиделии и его зловещего спутника тоже было нехорошо, она не стала углубляться в эту тему и чуть позже ушла, надеясь, что после еще одного бокала Бульрих мирно уснет.
В последнее время ветер переменился: теперь он дул с востока и гремел ставнями со стороны сада – играл осеннюю мелодию. С тех пор как Гортензия ушла, Бульрих так и сидел, накинув на колени шерстяной плед и зажав в уголке рта трубку, и мечтательно смотрел в камин, словно там, в отблесках пламени, мог мелькнуть случайный образ – подожди еще немного и увидишь. Поздними вечерами картограф обычно находил покой в тишине и уюте своего дома, предаваясь праздным размышлениям, пытаясь нащупать ту самую нужную нить в паутине воспоминаний.
Снаружи зашумели деревья, и в камине оживился огонь. Задумавшийся Бульрих поднял голову. Его взгляд упал на эркер напротив кресла. Все еще ослепленный ярким пламенем, он ждал, пока мерцание перед глазами померкнет, когда вдруг понял: снаружи, в черноте за стеклами, что-то виднеется. Странно. На улице должно было быть совсем темно, потому что с неба, как всегда в последнее время, не лился свет ни луны, ни звезд. И все же там, где за стеной сада начинался Колокольчиковый лес, квендель разглядел серебристую дымку – должно быть, туман, поднявшийся с сырых лугов, теперь подгонялся ветром, который рвал белую пелену на лоскуты и незаметно подталкивал их все ближе к дому. Бульрих вздрогнул и откинулся на подушки. Он вдруг испугался, почувствовав себя хилым неженкой, что кутается в теплые одеяла и попивает варево Гортензии.
Конец ознакомительного фрагмента.