Квинканкс. Том 1
Шрифт:
Что-то мазнуло меня по лицу, я отмахнулся, и внезапно передо мной возник образ: лицо со слепыми глазницами, как у мраморных голов на стенах деревенской церкви. Черты стерлись — съедены гнилью, подумалось мне, — и поверхность камня походила на кожу в глубоких рябинах. Испугавшись, я шагнул было назад, но, к моему ужасу, что-то меня держало. Я дернулся опять — бесполезно. Сердце колотилось, испуг переходил в панику. Я еще раз отчаянно крутанулся и наконец освободился. Улепетывая, я услышал крик, доносившийся как будто с очень далекого расстояния. Крик раздался снова, и я узнал голос моей
Почти что благодарный за этот призыв, я пробился через спутанный подлесок в ярко освещенный сад.
— Мастер Джонни! — звала сверху невидимая Биссетт. — Где вы?
Была в ее голосе нота страха, или мне почудилось? Я поспешил по ступеням и на верхней террасе нашел Биссетт: она, повернувшись, смотрела вправо, и я проследил за ее взглядом.
Матушка у ворот беседовала с человеком, которого я прежде никогда не видел. Незнакомец стоял на дороге и очень взволнованно что-то говорил, глаза его были прикованы к лицу моей матери, руки (в одной он держал трость) жестикулировали; матушка слушала с опущенным взглядом, изредка кивая. Сперва я подумал, что это разносчик, поскольку из посторонних к нам ходили одни разносчики, и было похоже, что незнакомец убеждает мать сделать какую-то покупку. Но потом стало ясно, что он и одет иначе и не навьючен тюками.
Незнакомец был старше матери, но младше Биссетт, ростом не вышел, хотя большая голова могла бы принадлежать человеку куда более крупному. На крутой макушке росла масса вьющихся рыжеватых волос, в беспорядке падавшая на уши. Живое лицо отражало, казалось, даже самые мимолетные чувства; преобладающей его чертой был большой, похожий на клюв нос. Рот был широкий и тонкий, большие, ярко-голубые глаза глубоко сидели в выступающих орбитах. Штаны его, когда-то клетчатые, выцвели настолько, что рисунок сделался почти неразличим; грубое зеленое сукно сюртука местами истерлось до дыр; белый шарф, из хорошей тонкой шерсти, пожелтел от старости. Я бы на все это не обратил внимания, если бы Биссетт не оглядывала незнакомца так пристально, но, пока я смотрел, мне внезапно пришло в голову, что в жизни матушки существуют стороны, о которых я ничего не знаю, и в тот миг она показалась мне чужой.
Заметив нас с Биссетт, незнакомец прервался и церемонно коснулся шляпы, приветствуя и ее, и меня.
— Добрейшего вам вечера, госпожа, и юному джентльмену тоже. Я вот рассказывал этой молодой леди, — незнакомец обращался к Биссетт, но посылал дружелюбные взгляды и мне, включая тем самым в разговор, — как так получилось, что мне, чужому в этих краях человеку и странствующему работнику, приходится просить о милости, хотя прежде я ничего такого не делал.
Такая быстрая манера речи была мне незнакома, и приходилось напрягаться, чтобы уловить смысл. Произнося слова, он поворачивался то в одну сторону, то в другую, словно стараясь определить, кто здесь главный — матушка или моя няня.
— Так не поможете ли честному обнищавшему работяге, к которому счастье повернулось спиной, — говорил он матери, — не дадите ли ему ночлег и еды, а то он весь день только и знал, что мерил ногами дорогу?
— Поди прочь, — внезапно крикнула моя няня. Лицо незнакомца мгновенно потемнело, брови насупились; он повернулся
— Убирайся прочь, — снова вскричала Биссетт, напуганная, наверное, выражением его лица. — А то я позову мистера Пимлотта.
Лоб незнакомца тут же разгладился.
— Для меня это самое то — поговорить с хозяином дома.
Биссетт обратила взгляд к матери, которая зарделась и опустила глаза. Незнакомец, удивленный, обратился ко мне:
— Где ваш отец, юный джентльмен?
— У меня его нет.
— Ну-ну, юный господин, — бродяга улыбнулся моей матери, — отец есть у каждого.
— Нет, у меня его никогда не было.
— Убирайся прочь со своим бесстыдством, — крикнула Биссетт.
Словно бы не слыша ее, незнакомец обратился к матушке:
— Что скажете, миссис Пимлотт? Не найдете ли для меня пенни-другого?
— Глупости, мистер Пимлотт — это садовник, — воскликнул я. — А наша фамилия — Мелламфи.
— Так как же, миссис Мелламфи, окажете мне милость?
— Я… боюсь, у меня нет с собой денег.
Произнося это, матушка нервно коснулась серебряного цилиндрика, который всегда носила на цепочке-поясе; там она держала ключи. Я заметил, что большие глаза незнакомца испытующе проследили за ее движением.
— А здесь что, — указал он, — тоже ничего нет?
Она впервые взглянула на него с тревогой и замотала головой.
— Ни гроша во всем доме? Даже пары медяков? Не спуская с него глаз, матушка сказала:
— Биссетт, не принесете ли мне шестипенсовик с письменного стола?
— Нет, мэм, — решительно отозвалась няня. — Покуда тут этот бездельник, я вас и мастера Джонни из виду не выпущу.
— Думаю, мы должны ему помочь, няня. Так будет лучше.
— Проявите милосердие, госпожа, — нахально вставил бродяга, обращаясь к Биссетт.
— Милосердие для тех, кто его заслуживает, а у тебя на лице написано, что по тебе плачет виселица; готова поручиться, с законом ты не в ладах. Если я куда пойду, то за констеблем, тогда и посмотрим, что ты за птица.
— Чтоб тебя, старая карга, да что ты суешься, — вскричал бродяга, враз сбросив маску благодушия.
С ругательством он шагнул вперед, поднял трость и положил руку на ворота, словно собираясь их открыть. Матушка вскрикнула и отступила, я же ринулся к воротам, чтобы отстоять свои владения.
— Посмейте только войти! Я вас с ног собью, сяду сверху и буду сидеть, пока не придет мистер Пимлотт.
Бродяга опустил на меня хмурый взгляд, а матушка с няней бросились ко мне, чтобы оттащить от ворот. Но когда бродяга поднял глаза на них, его губы растянулись в улыбке, которая напугала меня еще больше, чем прежняя гримаса.
— Вы ведь не подумали, что я собираюсь войти, не подумали? Что я, дурак, что ли, закон нарушать.
— Я побегу за констеблем, мэм, а вы заберите мальчика в дом, — задыхаясь, выговорила Биссетт.
— Не трудитесь, — бросил незнакомец. — Доброго вам дня, миссис Мелламфи, — добавил он, передернул плечами и быстро зашагал по дороге.
Матушка опустилась на колени и крепко-крепко меня обняла.
— Ты такой храбрец, Джонни. — Она целовала меня, плакала и смеялась одновременно. — Но не нужно было так делать, не нужно.