Квинт Лициний 2
Шрифт:
"Вот и Козлово" - с облегчением узнал Юрий Владимирович.
– "Все, сейчас пытка этой поездкой закончится. Колбасно-коптильный цех для разделки отстрелянной дичи... Поворот направо и все... Ура, доехали! Аж не верится".
Брежнев лихо затормозил, и наступила тишина. На ватных ногах Андропов вылез из салона и глубоко вдохнул, оглядываясь. У крыльца скромного охотничьего домика стояли, встречая дорогого гостя, командир охотхозяйства генерал-майор Колодяжный и невысокий кряжистый Василий Щербаков, личный егерь Первого. Чуть за ними в своей вечной потертой куртке из синтетики отсвечивал сединой на сумрачном фоне еще не до конца облетевшей дубравы улыбающийся Черненко.
– Здрав желаю, товарищ Генеральный Секретарь!
–
– Здравствуй, Иван Константинович, здравствуй, дорогой, - память у Брежнева на имена-отчества знакомых, их дни рождения, членов семьи была отличная: своего рода инструмент сильных мира сего. Даже едучи на охоту, на какую-нибудь дальнюю вышку, он сразу припоминал, что у егеря там есть маленькая дочка и ей надо взять подарок.
– Здравствуй, Василий. Куда сегодня поведешь, на Большие Горки?
– Нет, - мотнул головой Щербаков, - с утра стадо у поповского омута переплыло на ту сторону, сейчас у сторожки пасутся, туда и двинем.
– Хорошо. Костя, давай, - с хитрецой улыбаясь, Брежнев повернулся к Черненко.
Тот протянул Генеральному небольшой аккуратный сверток.
– А с днем рождения тебя, Василий! Ты думал, Леонид Ильич забыл? Не-е-ет!
– протянул он подарок и обнял товарища, - Леонид Ильич все помнит, полковник!
– Служу Советскому Союзу!
– вытянулся враз повеселевший егерь.
– А звезду вечером обмоем...
– Брежнев довольно потер руки.
– Переодеваемся и вперед!
Уже через пятнадцать минут охотники и егеря грузились в лифтованные "Волги". В багажники легла стопка небольших дипломатов с перекусом на вышки: по несколько бутербродов и по четвертушке коньяка в каждом. Егеря сели с ружьями. Еще недавно это было жестко запрещено, как же - оружие вблизи Первого у кого-то, кроме сотрудников "девятки"! Однако три года назад, в Крыму, огромный подраненный секач сумел подкрасться к охотникам со спины, и егерь лишь чудом, в прыжке, ногой в спину, успел убрать подопечного с пути мчащегося мстить зверя. У Брежнева оставался лишь один заряд в штуцере, чтобы остановить разворачивающегося для следующего броска кабана, и он не оплошал. С тех пор порядок и поменяли.
– Ну, все готовы?
– Леонид Ильич отчетливо торопился. Глаза его лихорадочно блестели, активно жестикулирующие руки подрагивали. Он был уже во всю околдован охотничьей страстью и волновался так, что казалось невероятным, что сможет попасть в зверя. Однако Андропов знал, что это впечатление ошибочно. На охоте Брежнев отличался молниеносной реакцией и превосходной стрельбой - зверя он клал обычно с первого выстрела.
– Поехали!
– азартно скомандовал Первый, и охота началась.
Тот же день, поздний вечер.
Московская область, Завидово.
Леонид Ильич не любил мягких кресел и просторных помещений, оттого посиделки после охоты проводились в небольшой комнате. На стульях вдоль длинного стола с трудом бы разместилось человек десять: сами высокопоставленные охотники и, иногда, личные егеря. Сейчас, впрочем, здесь сидело лишь трое членов Политбюро, остальные деликатно разошлись.
На белой льняной скатерти по обыкновению лежали в блюдах копчености, разные сосисочки и присланные с Украины Щербицким деликатесные, на один укус, колбаски. Была рыбка заливная и, непременно, квашеная капуста, очень достойная, с клюквой; чуть дальше стояли соленые хрусткие огурчики, моченые помидорчики и яблоки. Спиртного было мало: сам Первый за столом никогда не терял контроль, ограничиваясь двумя-тремя рюмками перцовки, остальные стремились соответствовать. Даже на приемах в Кремле Брежневу наливали специальный отвар шиповника, разбавленный лимонным соком до нужного коньячного блеска.
– Зря ты, Юра, так мало мяса съел, - осуждающе качнул головой Брежнев и наставительно продолжил, - надо, надо
Андропов послушно добавил в свою тарелку указанное блюдо и, наколов на вилку, отправил пережевывать.
Азарт обсуждения удачной охоты уже сошел на нет, и Брежнев очевидно размяк, окончательно придя в благодушное настроение.
– Душевно сидим, - подтвердил он наблюдение Андропова и, неожиданно повернувшись, пристально посмотрел на него, - Юра, ты что-то спросить хочешь?
Тот в который раз поразился интуиции Первого в отношении людей. Как он их чувствует?! Насквозь видит, и успешно соврать ему почти невозможно.
Андропов завидовал этой, пожалуй, сильнейшей стороне Брежнева. Тот буквально коллекционировал людей. Мог годами изучать каждого попавшего в поле зрения, постепенно оценивая в разговорах как деловые качества, так и преданность стране - и себе лично. И лишь досконально разобравшись, дойдя до сути человека, он придирчиво подбирал ему подходящее место на том или ином уровне пирамиды власти - такое, чтобы можно было стоять на самой вершине, не сомневаясь в крепости основы. Предателей среди поставленных им не встречалось.
– Да, - махнул Юрий Владимирович рукой, - действительно, хорошо сидим. Стоит ли портить такой вечер делами?
– Нет уж, нет уж, - Леонид Ильич придвинул к себе белый фарфоровый стаканчик с золоченной полоской поверху, сдернул с него перевязанную ленточкой бумажную крышечку.
– Давай, говори, я ж вижу, что ты маешься весь вечер.
Первый влил в себя мечниковскую простоквашу, вытер салфеткой молочные усы над верхней губой, и дернул кустистой бровью, мол, излагай.
– Вопрос хочу вынести на Политбюро, Леонид Ильич, по экономике. Пока хотя бы обсудить по первому разу. Завелась у нас тут одна проблемка нехорошая. Вот... Предварительно с вами проговорить хотел. Может, не сегодня?
Брежнев поскучнел, и Андропов понимал, почему. Экономика - это вотчина Косыгина, единственного члена Политбюро, с которым у Первого никак не складывалось теплых личных отношений. Уважать он его уважал, и сильно, но не любил. Это была взаимная антипатия на каком-то химическом уровне. Даже увлечения у них были совсем разные: охота и бассейн у Брежнева, отдых на Черном море, песни военной поры и хоккей, а, по молодости, многочисленные, но несерьезные интрижки; Косыгин же был завзятый рыбак, мастер спорта по гребле, любил отдыхать в Юрмале, баню, футбол, песни Эллы Фицджеральд и был однолюбом.
– Что там еще у тебя накопали?
– недовольно проворчал Брежнев.
– Денег на руках у населения стало слишком много. Похоже, в семьдесят втором мы слишком сильно повысили зарплаты. Да и потом сплоховали, не смогли строго выдержать заложенного в том постановлении ограничения дальнейшего роста зарплат приростом производительности труда.
– И что теперь, люди жалуются, что денег у них слишком много?
– Леонид Ильич скептически улыбнулся.
– Да нет, конечно, кто ж на это будет жаловаться, - рассмеялся Андропов и, посерьезнев, продолжил, - а вот причины дефицитов здесь коренятся. Производим товаров и услуг меньше, чем денег на руках. Люди покупают и хотят еще, а у нас больше нет. Отсюда недовольство. Но даже не это самое плохое. Понимаете, Леонид Ильич, деньги начинают весить по-разному. Кто близок к торговле, и может отоварить все свои деньги, у того достаток выше, чем у людей с той же зарплатой, но не имеющих доступа к торговле. И это начинает разлагать наше общество. Все эти спекулянты, фарцовщики... Как зубы у акулы, одних посадим - тут же следующий ряд вылезает. Мы тут у себя посчитали, получилась тревожная картина: без внесения изменений будут появляться все новые и новые дефициты, спекуляция будет нарастать, торговцы станут еще наглее. Надо пресечь это, пока не поздно.