Квинт Лициний 2
Шрифт:
– Чай, пожалуй.
Некоторое время они неторопливо смаковали зеленый чай, закусывая кусочками миндального пирожного с медом, и с удовольствием торговались, приближая обменный курс к "братскому".
– Эх, - довольный Амир наконец решительно хлопнул в ладоши, - ладно, разоряй честного торговца. Давай сюда своих американских президентов и забирай наши афганские бумажки. Кассим, - позвал он тихо сидящего в углу сына, - отсчитай афгани для шурави и сбегай, принеси нам еще сладостей. Кстати, Вилиор, я новый анекдот про Насреддина услышал.
Осадчий довольно заулыбался.
– Дочь Муллы Насреддина явилась к отцу и пожаловалась, что ее избил муж, - Амир, хитро поблескивая глазами, сделал паузу.
Резидент подыграл:
– И что на это Мулла Насреддин?
– Он накинулся на дочь и избил еще раз. А потом сказал: если этот мерзавец колотит мою дочь, то я в отместку побью его жену!
Они с удовольствием негромко посмеялись.
Вернулся Кассим и с поклоном положил перед Вилиором пачки афгани, а затем опять ушел из лавки. Осадчий, не считая, уложил деньги в дипломат, отставил его в сторону и посерьезнел. Амир дернул кадыком и сказал, степенно перебирая четки:
– Спрашивай. Хотя... Позволь, я угадаю твой вопрос, шурави?
Вилиор выразительно вздохнул:
– Думаю, угадать его несложно. Но пробуй.
– Хальк?
Осадчий молча кивнул. Амир грустно покачал головой:
– Хальк... Сардар долго терпел, благо никто активнее халькистов не душил бунтующих мулл. Он смотрел сквозь пальцы на нелегальные методы работы среди пуштунских бедняков. Закрывал глаза на рост числа их сторонников в армии. Когда год назад Хальк, несмотря на запрет политической деятельности, устроил первомайские демонстрации почти во всех городах - это им сошло с рук. Когда на октябрьские праздники помимо демонстраций еще и развесили в ряде провинций на центральных площадях красные флаги и портреты Ленина - полетели со своих мест губернаторы, но не головы... Но когда сложился армейский заговор...
– пуштун многозначительно замолчал.
– А был заговор?
– бесцветным голосом уточнил Осадчий.
– А шурави этого не знает?
– Не знаю, клянусь, - Осадчий энергично затряс головой.
Амир испытующе посмотрел. Пальцы его начали перебирать четки быстрее, потом он откинулся на подушки и сказал:
– Люди говорят: был. Действительно был.
"Проклятье", - Вилиор покрутил чашку с чаем, словно пытаясь разглядеть на ее дне ответ на вопрос "как жить дальше". Не нашел, и на скулах заиграли желваки.
– "Просто замечательно. Нам только этого для полного счастья не хватало: теперь Хальк в заговоры заигрался! Ведь говорили ж им сидеть на попе ровно! Полгода назад, в апреле провели специальную встречу представителя Центра с Тараки по этому вопросу, договорились, чтоб они не рыпались. Нет, втихаря от нас подготовку армейского переворота затеяли. И как, как теперь убеждать Дауда, что мы не при делах?! Наши товарищи, коммунисты... Кто поверит, что не мы за сценой дергали за ниточки?! Эх...".
– Плохо, -
Амир погладил свою цвета соли с перцем бороду и аккуратно наполнил из длинноносого медного чайника опустевшую чашку Вилиора.
– О судьбе товарищей ничего не слышно?
– задал Осадчий свой главный вопрос.
Пуштун наклонился и вполголоса ответил:
– Говорят, сегодня с утра начали расстреливать. Тараки, Амин, Хайбер...
– В Пули-Чархи?
– Нет, говорят, в личной тюрьме Нуристани.
– Где она?
– быстро спросил Вилиор.
Амир покачал головой и откинулся назад.
– Не знаю. А знал бы - не сказал. Извини, шурави.
Осадчий с тоской посмотрел на зеленый чай. Водки бы. Он знал большинство арестованных. Веселый и добродушный, поднявшийся из самых низов Тараки. Своевольный, амбициозный Амин, что пил спиртное только раз в год, на девятое мая. Прирожденный оратор Хайбер. Младшие офицеры, восхищавшиеся СССР...
– Не грусти, шурави, - сказал сочувственно Амир и закончил на дари.
– Зендаги мигозара.
– Да, - тяжело вздохнул Осадчий, - да. Жизнь продолжается.
Он тяжело встал и незряче двинулся к выходу.
– Шурави, дипломат...
Вилиор тряхнул головой, приходя в себя. "Ты разведчик или кто? Поплыл, как на ринге после пропущенного удара. Соберись, твою мать"!
Взял дипломат и уточнил напоследок:
– Из Пешавара ничего интересного?
– Об этих самодовольных обезьянах, достойных лишь плевка в бороду? Которые способны только теребить четки и цитировать книгу, языка которой они даже не понимают? Не приведи Аллах, если они когда-нибудь дорвутся до власти в Афганистане, - глаза Амира зло блеснули. Потом он с видимым усилием взял себя в руки.
– О том, что Хекматияр создал свою фракцию в "Хизб-и-Ислами" уже знаешь?
– Да, это слышал.
– Ну, тогда больше ничего интересного. Кстати, как шурави думает, - пронзительный взгляд черных глаз, - Индира Ганди больше не сможет вернуться?
– Трудно определенно сказать...
– протянул Осадчий.
– Я понимаю, - мягко сказал Амир, - Достаточно ощущения, ожидания. Шурави - мудрый человек, он чувствует, как течет время.
Осадчий прикрыл глаза, отрешился от окружающего мира. Индира Ганди, значит... Ну да, у кабульских менял традиционно много интересов в Индии, понятно.
– Да, - спустя пару минут он решительно кивнул, - да, я думаю, она вернется. Ее так просто не выбить. Не та женщина. Да и слишком разнородны силы тех, кто ее сместил. Они переругаются, и она может вернуться. Я так думаю.
Амир прикрыл глаза, принимая ответ.
К машине Вилиор вернулся уже собравшись. Помогла привычка мысленно укладывать услышанное в донесение. Поэтому у него даже лицо не дрогнуло при виде стоящего у "Волги" знакомого афганца-контрразведчика.
– Салям алейкум, Вилиор-ага, - поприветствовал тот радостно и с оттенком торжественности в голосе продолжил, - его Превосходительство Абдул Кадыр Нуристани приглашает вас в гости на беседу. Предлагаю воспользоваться моей машиной.