Квинтовый круг

Лукин Евгений

Дэвис шел босиком по узкой кромке мокрого, остывшего за ночь и приятно холодившего ступни песка. Шестиногий, на тонких ножках, похожий на паука кибер плелся шагах в десяти, время от времени останавливался, что-то вынюхивая и пошевеливая лепестками антенны. Дэвис, не спеша, пересек наискось пляж и вышел на подстриженный газон городка Майти-Мауса. У никелированного флагштока он надел башмаки, которые нес до этого в руках, расправил шелковый канареечного цвета флаг с изображением могучего мышонка и потянул за тросик.

Задрав голову, Дэвис наблюдал, как, расправленный струей утреннего бриза, он поднимается вверх. Это стало его традиционной

утренней церемонией – подъем детского флага. Тот, другой флаг с коршуном, который развевался на передней мачте крейсера, Дэвис не трогал, предоставив ему право день и ночь осенять бывший флагман несуществующего Военно-морского флота Империи.

На поляне яркими пятнами рассыпались игрушечные домики с разукрашенными ставнями, цветастые грибки, карусели с фигурками пони и слонов. Рядом с песочной площадкой Дэвис построил роскошную пластиковую крепость с оловянными солдатами возле пробковых пушек, колонны оловянных неприятельских солдат возле таких же пробковых пушек по другую сторону стен застыли в ожидании своих полководцев в коротких штанишках.

Дэвис соорудил крепость в прошлом году, ожидая каждый день лодку и представляя, как будут толпиться вокруг нее мальчишки. Мальчишек, в том числе и двух его сыновей, ждать уже было неоткуда. Но крепость стояла. Просто так, как многое на острове.

Металлические педальные автомобили и танки с прицепными ракетами подернулись ржавчиной. Он заметил это еще на прошлой неделе и все собирался их подкрасить, но каждый раз забывал. На этот раз Дэвис равнодушно решил, что красить машины не стоит, и приказал киберу их убрать. Робот не понял команды и пискляво переспросил, куда услать.

– К черту! – сказал Дэвис.

Глядя, как кибер, мигая сигнальными лампочками, топчется на месте и переваривает странную команду, он засмеялся и отменил приказ.

Война, длившаяся чуть больше трех недель, закончилась полтора года назад. Звездная Империя совместно с Южным Королевством не оставила камня на камне в государствах, уже много веков угрожавших их безопасности. Врагам был преподан хороший урок. Дэвис, находившийся вдалеке от военных действий, с удовлетворением смотрел по телевизору сделанные со спутников фотографии окутанных многокилометровыми тучами пепла городов врага. Но подлые плутократы в свою очередь засыпали сотнями бомб и ракет цветущие равнины Великого Континента.

Он наблюдал до последнего мгновения, как противостояла кобальтовым ударам столица Империи и как разрушенная антиядерная защита, слившаяся в ослепительной вспышке с атомным пламенем падающих ракет, сожрала восьмидесятимиллиардный город и погасила экраны телевизоров в боевой рубке крейсера.

Дэвис запустил два зонда дальней связи, но вспышки в ионосфере мешали принимать сигналы. Угнетенный гибелью родного города, да и, по-видимому, не только города, но всей страны, он был странно спокоен, восприняв трагедию как что-то неизбежное. Жизнь для него на этом не кончилась. Дэвис знал, что вот-вот снова загорится один из телевизоров и на экране появится круглое улыбающееся лицо Президента.

– Заждался, сынок? Ну, вот и мы. Как тут дела на нашем острове? Тебе привет от Мериен и сынишек. Готовь встречу, через четыре часа будем на месте. Торопись!

У Дэвиса замрет все внутри. Он долго будет смотреть на погасший экран, представляя, как через несколько часов рядом с кораблем медленно всплывет субмарина. Целую вечность будет открываться люк, и начнут выходить люди.

Триста

его соотечественников, цвет нации, и среди них Мериен, сыновья… Они будут вместе стоять под вечным и непобедимым флагом Империи. С этого острова история планеты начнется во второй раз.

Но дни проходили за днями, а экран не загорался. Дэвис снова послал несколько зондов. Они с бесстрастной скрупулезностью передавали на крейсер расплывчатые снимки обугленной безжизненной поверхности Земли, прикрытой клубящейся вуалью радиоактивной пыли. Через три месяца он понял, что ждать уже нечего. Подводная лодка исчезла, и сообщить что-либо о ней было уже некому. Воображение помимо его воли десятки раз в день рисовало одну и ту же картину. Измятый дельфиний корпус, почему-то освещенный изнутри, и там, в длинном пассажирском салоне, залитом водой, отчетливо виднеется через иллюминатор лицо Мериен. Лицо, не изменившееся после смерти: полуприкрытые глаза, сжатый рот и волосы, светлым облачком колыхающиеся вокруг бледного, совсем живого лица. А если подойти ближе и заглянуть вниз, то можно увидеть Поля и Сэнди, с обеих сторон прижавшихся к матери. У Поля в руках – игрушечный кольт, с которым он не расставался даже в постели, и нижняя губа обиженно выпячена. А Сэнди совсем спокойный, он только все время сопит, а на брата смотрит со снисходительностью старшего. Сэнди уже десять лет, и он закончил пять классов…

Сдерживаемые все это время тренированной волей отчаяние и смертельная нечеловеческая тоска навалились на него с такой силой, что Дэвису казалось, он сходит с ума. Лица сыновей, белый шлейф ракетного следа, тянущийся с неба к всплывающей субмарине, исчезающие в невидимом пламени огромные здания столицы – стали для Дэвиса повседневной явью.

Дэвис запирался в кают-компании, зашторивал окна, словно боясь, что кто-то нарушит его уединение и, уставившись невидящими глазами в пустоту, неподвижно часами сидел в кресле. Он пробовал пить, но непривычный к алкоголю организм выталкивал все наружу. Дэвиса сильно мутило и рвало, но наступающее забытье как-то помогало пережить эти страшные дни.

Наконец, он снова взял себя в руки. Это была вспышка деятельной неукротимой энергии. Дэвис запустил все шестьдесят зондов, тщательно обшаривая каждый клочок земли, которой оставалось не так много: расплавившиеся тысячелетние льды Севера и Антарктиды – почти три четверти суши. В мире не оставалось никаких цветов, кроме серого, черного и их оттенков. Солнце светло-серым пятном проглядывало сквозь зыбкую пелену и тускло высвечивало проплешины горных хребтов, возвышающихся угловатыми глыбами над сумеречной толщей грязно-зеленой воды. Иногда телеобъективы выхватывали закопченные разметанные по поверхности остатки строений, где все, что может гореть, уже сгорело и превратилось в прах, и только сплавившиеся груды бетона напоминали о том, что здесь когда-то была жизнь.

Однажды на экране появился город, почти нетронутый разрушениями. Здания, замершие автомобили на улицах и даже деревья, хотя и без листьев, казались невредимыми. Дэвис опустил зонд до пятисот метров и, когда стало явственно различимым все, что было внизу, он понял, что город так же мертв, как и все остальные, что он видел раньше. Повсюду грудами и поодиночке лежали тела тех, кто владел этими невредимыми автомобилями и когда-то жил в домах, в которых даже не было выбито ни одного стекла.

Останьтесь кто-нибудь в живых! Хоть кто-нибудь! Бог, яви чудо, ты ведь всемогущ!..