Кыш и я в Крыму
Шрифт:
— Верка! Иди сюда быстрей! — не выдержав, крикнул я и, не дожидаясь, когда она подойдёт, сам пошёл ей навстречу.
— Ты чего кричишь? Ведь тихий час! — сказала Вера.
— Бери свой аппарат! — сердито ответил я. — По два часа обедаешь! В Другой раз я тебе еду на пост доставлю!
Не отдав Вере бинокля, я побежал в лабораторию. Корней Викентич уже промывал Севе глаз и синяк, а сестра смазывала йодом разбитый до крови Симкин локоть. Мне некогда было спрашивать, что с ними произошло.
— Ребята! — сказал я. — Сегодня будет покушение на жизнь
— Постойте, Сероглазов! — сказал Корней Викентич. — Что за чушь?
— Говори ясней, бестолковый ты человек! — попросил Сева.
— Я спешу… понимаете?.. Сегодня за дворцом я слышал разговор… Они хотят осетрину зажарить. Понимаете? На вертеле… Они волосатые, бородатые… на брюках широкие ремни… Рыбу, которая в пруду… Понимаете? Одного зовут «Стариком»… Я спешу! Другого — Жекой!
Всё это я выпалил залпом и собирался бежать вдогонку за Федей.
— Они! Они! — сказал Симка.
— На шее не заметил, случайно, клешни от крабов? — спросил Сева.
— Заметил! Заметил! Приходите ко мне через час! Всё расскажу!
— Бинокль давай сюда, — сказал Симка.
— Он мне нужен!
Я ничего не стал больше объяснять и помчался за Василием Васильевичем и Федей.
По дороге я чуть не налетел на папу, трусившего после прогулки в корпус, и на бегу крикнул:
— Мама… в четыре… у льва… Подойди!
— Подожди! Куда ты?
— Важное дело!
43
Выбежав из «Кипариса», я остановился, потому что не знал, куда бежать дальше.
— Кыш! Ищи!
«Кого?» — спросил Кыш.
— Федю, который тебя спас… Море, волна, смерть… Понимаешь? Ищи!
Кыш фыркнул, потёр лапой нос и виновато опустил голову. Я вспомнил, что его укусил шмель и как ищейку вывел из строя. Всё-таки я сам успел сообразить, что с верёвками и железными крючьями Федя, скорей всего, направился не к морю, а в горы.
Мы побежали по улице, потом свернули на тропу, чтобы срезать угол побольше, одолели крутой подъём, вышли на шоссе, и передо мной открылись виноградники. Вот тут-то мне пригодился бинокль. Я увидел, как на большом расстоянии друг от друга поднимались к Верхней дороге Федя и Василий Васильевич. Федя шёл не спеша и не оглядываясь. Я понял, что, взяв правее, смогу их обоих намного обогнать, подняться повыше по склону и оттуда наблюдать.
Так я и сделал. К тому же я бежал, а они шли. Кыш не обгонял меня и не носился за бабочками. Федя в метрах ста от меня поднимался всё выше и выше. Мне стало страшновато. Вдруг он решил зачем-то забраться на самую вершину Ай-Петри? Что я тогда буду делать? В горы даже взрослые не ходят в одиночку… Не успеешь оглянуться, как начнёт темнеть…
А Василий Васильевич вдруг на моих глазах провалился сквозь землю! Всего секунд на двадцать я выпустил его из виду после того, как Федя стал спускаться со склона, а он успел за этот миг куда-то пропасть.
Я пропустил Федю вперёд и собирался дойти до камня, на котором только что сидел Василий Васильевич, как
44
Когда он отошёл подальше, я спустился к камню. Вернее, это были два больших валуна, прижавшихся друг к Другу, и вокруг них так густо рос колкий можжевельник, что залезть на камень было невозможно.
Я, обернув руку майкой, стал раздвигать колючие ветки, стоявшие неприступной стеной перед валунами, и наконец чуть не провалился в пещеру. Хорошо, что я, наклонившись, успел опереться руками о камень. Я встал на коленки, но ничего без спичек не увидел. Снизу на меня потянуло жутковатой теменью и холодком.
«Авв? Авв?» — забеспокоившись, спросил Кыш.
— Я здесь! Я рядом! — успокоил я его, решив прийти в другой раз с фонариком.
Конечно, Василий Васильевич спускался именно в эту пещеру, но зачем?
Я запомнил получше место, где находился, и сказал Кышу:
— Пошли домой. Есть охота. Сегодня мы много успели.
45
На обратном пути я уныло раздумывал, как бы так объяснить маме, где я пропадал, чтобы и не наврать, но и не сказать всей правды. Но придумать мне ничего не удалось, наверно, потому, что голова моя работала весь день без остановки. Надо было дать ей немного отдохнуть. Я стал отгонять от себя все мысли, но они снова слетались на мою голову, как ночные бабочки на огонёк.
«Неужели Федю, человека, который спас Кыша от верной смерти и усыновил бродячую собаку, я не предупрежу о том, что Василий Васильевич его выследил?.. Я же буду тогда неблагодарным человеком! Но, с другой стороны, Федя хочет измазать скалу масляной краской и навредить Крыму… А почему, интересно, Василий Васильевич сам не предупредит Федю?.. Почему бы ему не сказать: так, мол, и так, Федя, ты в моих руках, верни лучше краску в магазин. От души говорю!.. Я лично так поступил бы со своим знакомым. Ведь он не злодей в конце концов… Ага! А зачем тогда ты сам не сказал этому „Старику“ у пруда: „Не трогайте рыбку, а то хуже будет!“ Почему? Может, они поняли бы свою ошибку, застыдились и отказались от желания поджарить осетра на вертеле? Почему ты их не предупредил?»
Вдруг я подумал, что сам сейчас не отказался бы от куска жареной рыбы, и сглотнул слюнки.
«Ну почему ты так плохо устроен? — застыдившись, спросил я сам у себя. — Чем же ты лучше того „Старика“? Нет! Фигушки! Всё-таки я лучше! Я хоть и хочу съесть осетра, но не съем! Пусть плавает один в пруду под белыми лебедями, рядом с золотыми рыбками, и пусть им любуются тысячи детей и взрослых, отдыхающих и с севера, и с юга, и с востока, и с запада нашей страны! Пусть любуются! А я сейчас приду домой и съем две тарелки борща и три… нет — четыре котлеты с макаронами… и киселя с булкой и навсегда забуду про эту чёртову осетрину на вертеле!»