КЖД III

Толбери Рост

— Понятно. Хорошо, хоть живы остались. Так и не удалось причинить ему вреда?

— Удалось. Только он тут же поправил все повреждения. Это даже не сила доспеха или бледное колдовство — он словно отменил, всё что я ему сделал, будто я к нему и не прикасался. И даже не устал ни от этого, ни от битвы с нами обоими. А мы сражались в полную силу... М-да. Мы не убежали, если честно. Он дал нам уйти.

— Зачем?

— Наверное, чтобы увидеть наш страх. И беспомощность. Не знаю...

— М-да, — слов у Дукана не было.

— А что было здесь?

—

Я научился выживать в темноте. Но вода кончилась, и мы бы вряд ли протянули ещё несколько дней. Я думал, что вы уже не вернётесь. Но верил.

— Мы вернулись ни с чем.

— Но вернулись. Живыми. А это уже что-то. Я и не думал, что тут что-то будет даваться легко, парень. Тут меня не удивить. И даже не расстроить.

— Я бы хотел скорее выбраться из этой могилы, — пробормотал Кальдур, в бессчётный раз призывая доспех и пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте. — Ты нашёл что-нибудь полезное тут?

— В полной-то темноте? Нет. Если тут что-то было кроме отёсанного камня — оно давно истлело, парень. Те, кто рисовал эти весёлые картинки и вычерчивал символы… они вряд ли что-то знали, кроме любви к Госпоже, которая нам сейчас… ну… вряд ли поможет.

— И что дальше? — спросил темноту Кальдур, ответа не последовало.

***

…Звали его Теобольд и жил он в дни Третьей Битвы.

Кланялся Госпоже, глядя в глаза, и Она ему кланялась. Ибо осталось их всего сотня и сражались они все вместе, как один, плечом к плечу, братья и сестры. В те дни и Госпожа, и слуги Её и их враги были смертными и лишёнными всякой магии и сил. Меч на меч, сталь на сталь, усталость против усталости. Были у них лишь кони, что не ведали страха и несли их на врага, и прошли все вместе они сотню битв за каждое место, где жили тогда люди.

Упал Теобольд тогда с своего коня в узком ущелье, в котором надеялись они скрыться от погони и удара тысячной конницы. Хотел спрятаться и выжить, но понял, что тогда остальные не спрячутся и не выживут. Крикнул и побежал на склон, уводя за собой. Хотел лишь увидеть Её Светлый Лик, хотя бы ещё раз.

И увидел.

Вернулась за ним и ударила в спину. Сотня против тысячи в тесной ловушке. Вышли оттуда всего трое, но не он. Она закрыла ему глаза своей рукой. После того, как он увидел, что Она рядом.

…Звали её Хэнуа.

Было ей двадцать четыре, когда темники сожгли её деревню и увели всех её жителей в плен. Там, из мести, она сожгла их припасы, выбравшись ночью из своей клетки, и обрекла их на голодную смерть зимой в чужом краю. Долго над ней издевались, когда поймали, старалась она не кричать под руками своих мучителей и встретить свою судьбу полной достоинства, так чтобы они испугались того, насколько нет в ней страха. На рассвете вывели её к родным, хотели повешать в назидание, но так она улыбалась своим мучителям, что они дрогнули, накинулись на неё и закололи на месте, словно дикие звери.

Когда она уходила, когда боль угасла в её переломанном и израненном теле, когда она уже не могла свершить новый вдох, Госпожа услышала

её зов, оставила своё тело и лично пришла, чтоб проводить её в своё Царство. И поклонилась ей.

...Звали его Воларом и родился он без языка и ладони правой руки. Был изгоем в своей деревне, мог общаться жестами, да не с кем было. Жил в полуразрушенном доме, оставшимся после ранней смерти матери. В его шестнадцатую зиму, после Битвы Пятой, в деревню к ним пришли темники, избили всех, ограбили, пожгли дома и просили проводника, чтобы бежать домой. Под крики злобы своих же соседей вызвался Волар.

Долго вёл он темников окольными путями, пока не оказались они посреди западный топей, откуда никто из них уже не выбрался. Волара убили сразу, как только поняли, что он предал их и завёл на погибель. Волар не смотрел на них, во время казни. Ещё во время пути на горизонте он видел светлый лик Госпожи и старался всё это время идти к нему и не отводить глаз.

...Кальдур чувствовал своё резкое дыхание и скачущее сердце даже сквозь путы сна. Поток образов, переходящий один в другой, оборвался и сменился пустотой. Он прочувствовал каждое из видений, словно был там. Смог почувствовать запахи, услышать разговоры, увидеть лица.

И теперь он летел сквозь бесконечную пустоту тёмного неба.

Стальная плоть Мрачного Колосса перетекла в стальную плоть могучего зеркан, они были единым целым не только телами, но и разумом. Их объединённая сила казалась неудержимой стихией, которой не сможет остановить ничто в этом мире. И Кальдур совсем не испытывал страха перед высотой. Наоборот, как в свой самый первый полёт, он хотел хотя бы на секунду оказаться так близко к Её Царству, чтобы почувствовать его тепло. Он кричал всем своим естеством:

Выше! Выше! Выше!

Он летал выше всех. Выше птиц. Выше гор. Выше облаков. Выше самых отчаянных из его братьев и сестёр. Когда-нибудь он хотел взлететь выше солнца.

Тёмное небо разверзлось перед ним. В его глубине, над облаками, в свете тусклых звёзд, он увидел нечто ужасное и неотвратимое. Настоящего левиафана, настолько огромного, что он вот-вот поглотит весь Небесный Дворец.

Ни секунды не сомневался.

Знал, что даже его ментальный крик, который точно услышат и братья, и сёстры, и сама Госпожа, уже ничего не изменит. Им бы дать хотя бы пару мгновений времени, чтобы они успели достойно встретить гиганта, хоть бы немного его задержать.

Но как пчела может остановить лошадь на полном скаку?

Ударить в глаз со всей силы. Всем, что есть. Самым страшным своим оружием. Даже если это будет стоит жизни.

Зеркан под его ногами дрогнул. Были у него битвы, страшные и беспощадные, сулящие смерть и забвение, где он шёл по грани вместе со своим всадником. Но никогда конец его не был столь очевиден и неотвратим. В сознании древнего существа пробудился страх, и страх этот был связан с единственной мыслью:

Есть ли у меня душа?