КЖД III

Толбери Рост

Очень странно, что их свидание с Мерроу и тем, что он забрал у неё, не было прервано.

Они же оба кричали.

Страшно.

Почему никто не пришёл ей на помощь?

Слух пришёл к нему сразу же, он даже не успел подумать о том, что нужно призвать доспех. Он и забыл, насколько остро и чётко могла слышать Серая Тень. Он чувствовал звуки всем своим телом, улавливал малейшие колебания, и сразу же мог определить источник и сконцентрировать на нём…

— …же немного жаль парня, — произнёс Гарз где-то выше по склону и сплюнул на

землю.

— А я больше не завидую прислуге, которая будет убирать его ошмётки, — усмехнулся Томмет и пыхнул трубкой.

Около них горел костёр и где-то ещё дальше в траве звучал сверчок.

— Слыхал вообще, чтоб так люди орали? — не унимался Гарз.

— А тебе какая разница? Ну громкоголосый попался…

— Но мне интересно, что она с ним такого сделала? Она же обычно быстро… ну и всё… башка с плеч.

— То обычно, а помнишь позапрошлого хахаля сколько она дней по кусочкам нарезала?

— Дак тот устал орать, и тише куда было, а этот…

— Ну... может... она чего нового удумала. Хрен ему с корнем вырывала, или что-то такое.

— Фу, Томмет. Ты иногда перебарщиваешь.

— Нельзя переборщить борщ, Гарзо.

— Надо бы хоть проверить её. Может она там расстроенная.

— Или ещё в ярости. Сам вот иди и проверяй.

— Твоя правда, — натянуто усмехнулся Гарз. — Утром зайдём, дело какое придумаем, да и мимоходом заглянем, что тама и как она.

— А что тама? Кусок мяса. К утру ещё может и не завоняет. А она как обычно. Походит задумчивая… да и всё. Это не баба, Гарзо, не надо жалеть её и справляться.

— А кто она? — Гарз рассмеялся. — Новую теорию удумал, так давай рассказывай по тихой.

— Ничего я не придумал, — огрызнулся Томмет. — Сам же знаешь, у неё слух, как у мыши. Да и ваще спать пора. Уже на два часа лишних пересидели.

— Твоя правда. Утро вечером мудренее. И может госпожа наша поспокойнее завтра будет, да попокладистее.

— Не спеши. Вино-то и допить надо. А потом и спать пойдём.

Гарз встал, и Кальдур услышал его шаги, как он возиться с ремнём и штанами, и перестал слушать, когда тот начал справлять нужду. Тут же его слух привлёк другой разговор.

— Ну? Чего остановилась-то? Всю ночь тут сидеть будем?

Грубый голос был незнаком Кальдуру, а вот девичий плач и зарёванный голосок он узнал.

— Не могу больше… — взмолилась служанка. — Отпусти меня.

— Ну как это не можешь? Рот у тебя всё ещё на месте, по нему сегодня даже не стучал никто. Давай работай. Зачем мы тебя ещё держим? Заканчивай побыстрее и всё спать пойдём. А то как спать, когда яйца сталью налились всё и к полу тянут?

Девушка заплакала только сильнее. Раздался звук пощёчины, треск одежды и ещё более грубый голос.

— Ты опять хочешь, чтобы тебя поучили уму-разуму? Мы госпожу-то послушали, знаешь ли, на части тебя не рвём, чередуемся, отдохнуть даём, заботимся о тебе. А ты вот так вот ведешь себя. Можем и по плохому снова. Хочешь?

От последующих звуков

Кальдуру стало противно. Приятное чувство испарилось, ему стало удивительно сухо внутри, и его снова захватила ярость. Он призвал доспех.

***

Тени скрыли его.

Изящные бронированные ступни не производили никакого шума. Он шёл быстро, на его пути попались двое часовых, с которыми он расходиться не пожелал. Положил их обезглавленные тела подальше от глаз и продолжил путь.

Он слышал мерзкое хихиканье, пошлые комментарии и подначивание ещё сильнее мучить забитую девушку, слышал её почти беззвучные всхлипывание, и как её слёзы бьются о каменный пол.

Раскалённые от его злобы и жара Серой Тени клинки неспешно вышли из те, почти без сопротивления вошли под кожу того, что стоял ближе всех, и прежде чем тот успел закричать, оборвали его жизнь. Двое других, и третий, что был занят бедной девушкой, непонимающе уставились на странную картинку — их товарищ вдруг поднялся в воздух, задёргался, попытался вырваться, тихо обмяк и был опущен на пол.

Их зрачки только начали расширяться, они только формировали мысли и вопросы, но всё уже происходило слишком быстро. Его доспех был не только ловким, как у Розари, но и очень сильным, пускай и не таким, как Мрачный Колосс. Он вонзил ладонь в грудь, пробил рёбра, схватился за позвоночник и, удерживая несчастного другой рукой, вырвал его наружу. Он просто хотел показать им хотя бы на те жалкие мгновения, что им остались, что такое ужас, что такое неотвратимость, и как меняются знакомые им люди, когда их превращают в фарш.

Второму он снёс голову ударом ноги, а третьего, который едва успел подтянуть вверх портки, он коротко пронзил тонкими лезвиями, выпустив кишки, и тут же ткнул ребром ладони в горло — чтоб не смог закричать. Тот захрипел, не зная за что хвататься — за вмятое горло, через которое он не мог втянуть достаточно воздуха, или за выгадывающие влажные кишки, которые разматывались с каждым его шагом.

Он мягко упал на пол и умирал ещё минуту или две.

Девочка дрожала, вжалась в пол, и боялась поднять голову, не смотрела на то, что происходит, но знала — рядом с ней смерть. Чтобы не пугать её ещё больше, чтобы она не закричала и не побежала, он освободил лицо и своим голосом тихо сказал ей:

— Это я. Кальдур. Не бойся меня. Я тебя не обижу. Я Избранный Госпожи. Я спасу вас всех. Ты должна вернуться на кухню, где вы живёте, запереть дверь изнутри и ждать там, пока всё не кончится. Сможешь?

Он осторожно поднял её с колён и тихонько подтолкнул в сторону коридора.

***

Томмет действительно стрелял отлично и обладал почти не человеческой реакции.

Он стрелял даже не глядя, по наитию, почувствовав, что тень, которую отбрасывал костёр вдруг стала какой-то не такой. Кальдур смахнул арбалетный болт ещё в полёте, словно муху, хотя тот и не был сделан из чёрной руды и не причинил бы ему никакого вреда.