Шрифт:
— Псы пойдут впереди тебя, вынюхивая проклятых и ставя печать. Псова отметина продержится только одно новолунье, не успеешь снять — так никто и никогда не сможет, и Псы больше не почуют. Твоя судьба отныне — дорога, из города в город, новолунье за новолуньем.
Перед тобой откроются все ворота и границы. Ты больше не подданный короля, у тебя нет рода, и твое имя скоро забудут. Отныне ты — л-рей.
Конь ступил на осклизшие бревна моста, и сырой вечерний воздух прошили звуки охотничьих рогов.
Толстый барон выпихнул вперед дочь с караваем на расшитом полотенце. Хлеб неаппетитной
Л-рей спешился, передал поводья Крею и неторопливо пошел к барону. Звуки его шагов — единственное, что было сейчас слышно. Барон чуть дернул головой, словно хотел оглянуться, но не решился. Дочь снова пристукнула каблуками сапог; с приближением л-рея на ее лицо наползала забавная смесь разочарования и обиды.
Матвей почти перешел мост, когда за спиной послышались стук копыт и шаги — Крей сдвинулся с места и повел за собой лошадей. Л-рей встал перед бароном, не потрудившись поздороваться хотя бы кивком головы. Если толстяк желает сказать приветственную речь — его право.
Барон, в отличие от соседа, оказался умен. Матвей уже и не помнил название города, в котором они были в прошлое новолунье. Зато тамошний градоначальник не скоро забудет дерзкого мальчишку-л-рея. Сам виноват: незачем было нарушать традицию, еще бы карнавал в честь его приезда устроил!
— Сколько? — перебил Матвей барона.
Толстяк заморгал недоуменно.
— Сколько? — холодно повторил л-рей.
— Семь, — подсказал кто-то догадливый из-за спины барона.
Матвей на мгновение опустил ресницы.
— Умыться. Ужин для него, — л-рей небрежно махнул за спину, показывая на застывшего Крея. — А потом всех собрать в одном зале. Кстати, вы, барон, там будете не нужны.
— А вы поужинаете с нами? — пропела приставленная к караваю дочь.
Л-рей прошелся холодным взглядом: вылезла таки дура, вон папаша побагровел, того и гляди удар хватит.
— Нет, сударыня. Ненавижу давиться блевотиной, — Матвей еще бы добавил, но в животе отдалось резью — семь.
Снова противно взвыли рожки.
Улицы Матвей не рассматривал. Небольшие города в Лесской провинции похожи один на другой: крепостные ворота из толстых досок; широкая улица, ведущая на рыночную площадь, а через нее — к ратуше. Дальше дорога упрется в холм, на котором возвышается замок барона.
И в разговоры за спиной Матвей не вслушивался. Как обычно, пытаются договориться с Креем; седой старик с осанкой воина выглядит солиднее, чем мальчишка, пусть и л-рей. И не так страшен — подумал он, презрительно изогнув губы. Их тут же свело судорогой: семь. Семь! Постарались Псы, вынюхали.
Барон тащился следом, не веря, что мальчишка посмеет выставить его в собственном доме. Но л-рей даже не повернул голову в его сторону, а Крей, переступив порог, аккуратно оттеснил хозяина и прикрыл дверь.
Семеро жались к стене. Шестеро в затасканной одежде, со следами кандалов на запястьях и щиколотках. Понятно, Псы вынюхали проклятия давно, и до приезда л-рея мальчишек на всякий случай держали в подвалах замка. А вот этого, совсем малыша, явно нашли недавно и всего день или два как привезли
Крей строил мальчишек в шеренгу, молча хватал за плечо и толкал на середину зала. Не грубо, но так равнодушно, точно поленья. И каждый, кого касалась ладонь старика, обмякал и покорно становился в строй. Опускались безвольно плечи, повисали руки. Только глаза продолжали жить: кто смотрел испуганно, кто с надеждой, а кто-то и вовсе отворачивался.
Матвей вгляделся в осунувшиеся лица и внутренне скривился: крут барон, кабы не страх, придушили бы пленников, и готово. Да и л-рея вежливо выставили бы за ворота. Вот только с тех пор, как вымер Кураль, таких смельчаков не находится. Знали же там, что Псы чуют запах, но не могут разглядеть сути. Знали, что большинство проклятий переходит на убийц и их семьи, а все равно додумались сжечь дом, в котором побывали Псы. И трех новолуний не прошло, как город вымер. С тех пор стали осторожны: в подвал, в кандалы да голодом морить — это пожалуйста, но до приезда л-рея дожить должны.
Матвей остановился напротив первого, самого старшего. Уже и не мальчишка, парень; старается смотреть нагло, но страх все равно прорывается судорожными подрагиваниями губ. Вытащили из сытой жизни, да в подвалы бароновы — несладко, видно, пришлось. Л-рей вгляделся в Псовую печать и чуть не выругался от отчаяния: ну что же плохо все так сразу?! Оборотень. Через пару лет начнет перекидываться. С десяток жертв, и односельчане выследят. Все знают: это одно из тех немногих проклятий, что не передается. Парня засмолят в бочке и сожгут. Только так можно убить оборотня. А как больно снимать такое проклятие! Кости выворачивает, резь во всем теле, точно тебя сминают и запихивают в шкуру зверя; выть хочется и кусаться, сам себя не помнишь. Парень точно что понял, и страх в его глазах плеснулся в открытую.
Л-рей шагнул к следующему. Проклятие-удача? Бывает такое: всегда везет, во всех азартных играх, во всех спорах. Хорошо, да только стоит с кем сыграть, и партнеру больше никогда не повезет. Даже если споткнется на крылечке из трех ступеней — все одно упадет и сломает шею. Зато такое проклятие снимать не очень больно.
Дальше привычный, попадающийся чуть ли не в каждом городе "черный глаз". Смешно — чаще всего встречается у мальчишек со светлыми радужками. Вон как у этого — голубые, неестественно яркие на похудевшем грязном лице. Повезло стражникам, что парень в силу не вошел. А то бы последние дни доживали, хворями мучались.
Четвертый смотрит в пол. Погодник. Пойдет такой полем, глянет на наливающиеся колосья, переведет тревожный взгляд на небо: "Кабы града не было". И готово — дня не пройдет, как хлынут с неба ледяные катышки, ломая и вбивая в землю колосья, хлестанет по взлелеянным огородам. А что такое деревня без урожая? Голодной смерти на поживу.
Что ж это за невезение такое! Хоть плачь! Ну как тут выбирать будешь? Хоть бы один попался, проклятый без зла другим. Нет, пожалуйста: вечное здоровье и долгая жизнь. Для мальчишки-то благо, а вот с кем словом перемолвится да взглядом столкнется — тем беда. Сил на долгую жизнь много нужно, а откуда они возьмутся, если своих не хватает? Вот и начнут лет через десять сначала родные, а потом и соседи умирать. Интересно, если сказать барону, что будет? Проклятие-то переходит, а кому не хочется жить долго? Или все-таки пожалеет свою дуру-дочку?