Лабинцы. Побег из красной России
Шрифт:
Перед Великой войной 1914 года Иван Филиппович Дударь был старым сотником 1-го Таманского полка. Полк стоял в селении Каши возле Асхабада Закаспийской области. С нашим полком, стоявшим в Мерве, и 4-й Кубанской батареей составлял Закаспийскую отдельную казачью бригаду. В нее тогда входил и Туркменский конный дивизион, стоявший в Асхабаде.
Офицеры нашего полка говорили, что у сотника Дударя очень красивая жена. И вот, когда я вошел в их маленький номер, чтобы повидать однобригадника, с которым подружился, и его жену, увидел жуткую картину. Полковник лежал на узкой койке; есаул Костя Ми-хайлопуло и хрупкая женщина, накинув на него
— Подождите немного, Федор Иванович, это скоро пройдет! — быстро бросил в мою сторону Михайлопуло.
Я не знал, что полковник Дударь страдал хроническими припадками. Он действительно скоро отошел, был нормален и не помнит — что с ним было?
Познакомились. Жена его красива. Среднего роста, стройная, какая-то воздушная, с красивыми голубыми глазами. В ней было что-то ангельское. На ней хороший костюм, но сильно подержанный от времени. Разговорились. Муж с полком отступал на Туапсе, а она выехала из Новороссийска в Крым, в надежде, что и муж с полком будет переброшен туда. Узнав о капитуляции Кубанской армии, она осталась в Крыму, чтобы найти мужа в красной России и быть с ним. И вот нашла. Но в каком виде!.. Стройный мужественный блондин с открытым лицом, всегда спокойный — он неизлечимо болен. Работы нет. Денег нет. Они не знают — что их ждет впереди?.. Расстроенный вышел от них, вместо желанной радости. Дальнейшая судьба их мне неизвестна.
Вернулся из Екатеринбурга и узнал печальную новость — Р.И. Плюм отзывается в Москву и сюда уже прибыл новый начальник курсов, бывший поручик, партийный.
Наша Надюша
Трагическая страница... незаживаемая рана в моем сердце...
С начала нашего скитания по лагерям и тюрьмам красной России мы получали письма из станицы. Их писала Надюша всегда обстоятельно, с полной любовью к нам, братьям. Жаловалась на притеснения красной властью казаков и в особенности нашего семейства.
Как участницу отхода казаков на Черноморское побережье, по возращении в станицу ее вызвали «в совет», допросили и в наказание заставили ходить по дворам и описывать количество зерна в амбарах у казаков. Писала она нам со слезами, как ей приходилось морально трудно исполнять эти обязанности над своими станичниками, которые ее хорошо знали и любили, считали героиней, ушедшей с казаками в поход.
На мольбы теперь бесправных казаков, в особенности казачек, она давала неверные сведения. Проверив, власть отстранила ее и назначила «переписчицей» в местный полк. Узнав, что она отходила с казаками «за Кубань, в горы», уволили со службы.
Летом из гор появился генерал Фостиков с казаками. Ее взяли «на учет», запретив выезд из станицы. Писала, что за невыполнение се-.^= мейством разверстки маслом, яйцами, молоком сидела несколько раз в подвалах хутора Романовского.
В октябре 1920 года в Москве получаем от нее ужасное письмо: «У нас все отбирают и выселяют в Архангельск! Помогите!» — беспомощно заканчивается письмо. Но чем мы с братом могли помочь, сами бесправные? Что случилось — неизвестно, но высылка в Архангельск была отменена.
Письма от Надюши прекратились. Получаю весточку от старшей сестры: «В один из дней, из Романовского, на тачанке прибыл председатель отдельской Чека, вызвал Надюшу
«Ка-ак... такая ярая казачка... такая ненавистница красных, участница похода в горы с казаками... красные убили ее отца... разорили все хозяйство... нас сослали за Уральские горы... и она теперь замужем «за чекистом»! — жутью пронеслось в голове. Это было явное насилие и месть — заключил я.
Но вот письмо от Нади. Она просит меня не винить ее. Так случилось. Муж злой, ревнивый, жестокий. Расстрелял некоторых видных стариков станицы, в том числе и ее крестного отца, Алексея Семеновича Сотникова, бывшего атамана станицы. Он также отступал в горы с двумя своими старшими сыновьями-офицерами.
«На коленях просила пощадить хоть крестного отца», — пишет она. Не пощадил. «Упрекает меня вами, братьями-офицерами», — добавляет в письме. Дальше жалуется, что заболела какой-то непонятной для нее женской болезнью. Это было ее последнее письмо. Потом вообще все замолкло из родной семьи.
В Колчедане почта приходила в обеденное время. После долгого промежутка — письмо от старшей сестры. Вскрываю, читаю и не верю своим глазам:
«Дорогой любимый братец Федя. Грусть и тоска невыносимая... Ты, милый Федя, пишешь Наде поклон, а ее уже давно нет в живых, умерла 23 марта 1921 года. Муж заразил ее нехорошей болезнью, и она не выдержала, от горя и стыда застрелилась... Мы скрывали от тебя, чтобы не расстраивать, но теперь стало невыносимо лгать. Что переживают бабушка и мама — одному Богу известно. Успокойся, мой милый Федич-ка. Что произошло, того не воротишь. Так жаль и жаль. Твоя, всегда любящая, Маня».
Прочитав это, я был поражен и убит. Я окаменел. В глазах рябило. Я боялся пошевельнуться. Я боялся прийти в себя и взять в здравый
рассудок, что Надюша, такая жизнерадостная, веселая, задорная, такая всегда рассудительная, — она, в 18 лет от рождения, покончила с собой... У меня что-то оборвалось внутри. Я боялся взглянуть на письмо и еще раз прочесть роковые слова.
Бежать!.. Бежать из этой красной России, куда глаза глядят, но только не быть здесь и переживать беспомощно все преступления и варварство красной власти, с которой надо бороться. Эта борьба возможна лишь тогда, когда я буду свободен. Потом, уже за границей, я получил письма от ее подруг, что этот варвар заразил ее сифилисом... Узнав об этом от врача, неискушенная, чистая душа Надюши не перенесла позора и ужаса. После трагического объяснения с «мужем», когда он вышел из комнаты, она схватила его револьвер и пять пуль выпустила себе в живот. Ее привезли в бывшую Войсковую больницу, и она в мучениях на третий день умерла на руках обезумевшей матери с криками: «Спасите меня!.. Спасит-те!»
Станичный учитель писал мне, что в станице Надю считают героиней. «Она должна была застрелить его, этого изверга, а потом себя... тогда бы она была героиней», — ответил я ему с горьким сожалением случившегося.
Так жестоко погибнуть в свои 18 лет — зачем же было и родиться?!.
Кто же был этот варвар, погубивший невинную ее душу?!. Он был пришелец на Кубань и был не только что коммунистом, а был начальником «особого отдела особого пункта» 9-й красной армии. Проклятие ему ото всего нашего семейства!