Лабиринт Мечтающих Книг

Моэрс Вальтер

Оба гнома по-идиотски захихикали, но это не имело отношения к нам. Они явно были заняты собой и шепотом разговаривали на своем гномьем языке, который не понимал никто, кроме них самих.

– К сожалению, я не могу снять этот обременительный капюшон, – извинился я, сев напротив Овидоса. – Я кажусь себе глуповатым Молчаливым друидом… но без этого предмета я не смог бы в этом городе спокойно и шагу сделать.

– Понимаю, – сказал он. – Тебя ведь здесь каждый знает! Твое изображение напечатано во всех твоих книгах. Многие антикварные и букинистические лавки украшают твоими

портретами, написанными маслом. В городском парке стоит твоя статуя. На ней ты, правда, еще весь в зеленой чешуе. Ты сейчас как раз линяешь?

Как ни странно, но динозавру всегда становится несколько неловко, когда с ним заговаривают о его линьке, даже если это делает другой динозавр.

– Да, – ответил я коротко.

– Боже мой… – вздохнул Овидос. – Когда мы виделись в последний раз? Это было…

– На Кладбище забытых писателей! – сказал я откровенно и сразу пожалел об этом.

Но он только громко засмеялся.

– А-ха-ха! Точно! На проклятом кладбище! – Упоминание об этом, кажется, вовсе не было для него неприятным. – Ты даже описал это в своей книге, – сказал он.

– Ты ее читал? – спросил я.

– Конечно! Ты шутишь? Каждый в Книгороде читал ее. Что же тебя сюда привело? Последним, что я слышал, были слухи, что ты опять вернулся в Драконгор. Назад к своим корням и так далее.

Овидос общался со мной, как со старым близким другом, от чего я быстро расслабился. Я подумал, следует ли мне показывать ему письмо, то есть сразу раскрывать все карты. Он был динозавром, поэтому у меня не было никаких сомнений в его лояльности, но разве я не поклялся себе быть на сей раз значительно осторожнее? При первом приезде в Книгород я попал в затруднительное положение главным образом потому, что и друга, и врага с готовностью тыкал носом в рукопись, которая послужила поводом к моей поездке. На сей раз я хотел подходить к вещам не так вспыльчиво и наивно.

– Ну да, Драконгор… – сказал я. – Ты ведь знаешь, как это бывает. Если ищешь покоя и мира, мечтаешь о том, чтобы побольше поспать и полакомиться хорошей драконьей едой, тогда это лучшее место в Цамонии. Я отказался от суматохи и упорядочил свою жизнь – так я, во всяком случае, думал. Но однажды там, наверху, я почувствовал дыхание здорового воздуха. И когда я по двенадцать раз на дню встречался в переулке с тем или иным динозавром, мне хотелось смахнуть с головы идиотский колпак. Ты понимаешь, что я имею в виду? Ночами я чувствовал, как растут когти на моих ногах.

– Я знаю, – ухмыльнулся Овидос. – Драконгорское неистовство! «Окаменевший брахиозавр» все еще единственная гостиница в городе?

– Точно! И каждый проклятый вечер на горячее подают мини-сурков под глиняной шубой в соусе из эдельвейсов. Вот уже миллион лет. Там, наверху, я поправился на полцентнера. Там остановилась цивилизация, навсегда.

– Это напоминает те же причины, по которым и я в свое время сбежал из Драконгора, – сказал Овидос. – Однажды мне стало плохо от свежего воздуха. И я испытывал страх высоты всякий раз, когда смотрел через зубцы стены.

Я улыбнулся.

– Надеюсь, ты не обидишься, если я спрошу: почему

ты тогда просто не вернулся в Драконгор, когда у тебя так плохо шли здесь дела? Я всегда задавал себе этот вопрос. И имею в виду, что это было бы все же лучше, чем Кладбище забытых писателей.

– Как сказать! – вздохнул он. – Юность упряма! Я был слишком горд. И слишком глуп. Я бы скорее умер, чем вернулся на эту скалу динозавров безуспешным, каким тогда был. Сегодня я смотрю на это иначе. Но тогда… я был совершенно другим динозавром! И моя дальнейшая жизнь сложилась бы по-другому, если бы я не основался на Кладбище забытых писателей. Наверняка более скучно. И, в конечном счете, не так… радостно.

Он чокнулся со мной своей чашкой.

– Сразу видно, что у тебя все в порядке, – ухмыльнулся я. – Что же произошло?

Овидос внимательно посмотрел на меня.

– Орм, – сказал он потом серьезно. – Это Орм.

Я невольно выпрямился, как собака, которой свистнули.

– Орм? – прошептал я.

– Гм… Да. Это произошло через некоторое время после нашей встречи. Если говорить честно, то наша короткая встреча оставила во мне довольно глубокий след.

– В самом деле?

– Разумеется. После этого я ушел в еще большую депрессию. – Овидос мрачно посмотрел на меня.

– О!.. – воскликнул я, чувствуя, как меня прошиб пот. Разговор принимал неприятный оборот.

– Выражение в твоих глазах тогда, Хильдегунст… я не забуду никогда. Никогда! Это был неприкрытый ужас. Чистый страх. В них отразился весь кошмар моего положения. Во взгляде моего собрата, ты понимаешь? Никогда я не чувствовал себя более униженным и более одиноким! – Мне показалось, что глаза Овидоса наполнились слезами печали. Или это был всего лишь дым?

Я глубже уселся на своем стуле. Что за круглый дурак! Теперь я расплачивался за свои старые грехи.

– И это кое-что значило! – прохрипел Овидос. – Можно ли опуститься ниже, если ты сидишь на самом дне могилы? Гм? Я перестал даже испытывать самые элементарные потребности. Я больше ничего не хотел. Я больше ничего не ел. Я пил только дождевую воду. Я больше не писал стихи для проклятых туристов, не собирал деньги, которые из сострадания бросали в могилу. Я хотел умереть.

Я тоже! Умереть и вместе со стулом опуститься в пол этой проклятой дымительной, в которую я лучше бы никогда не входил! Почему этот назойливый идиот вольпертингер не дал мне просто выкурить мою последнюю безобидную трубку? Почему люди постоянно так осложняют друг другу жизнь? И почему, собственно говоря, никогда не получают инфаркт, когда он действительно нужен?

Но Овидос продолжал свой безжалостный постыдный рассказ:

– Я просто лежал, скрючившись, в своей могиле. Дни. Недели. Я не знаю точно. Мне было все равно. Моя воля к жизни иссякла. Я хотел сгнить. Раствориться в иле.

Последние слова Овидоса просто повисли в воздухе, и он замолчал. Возникла самая неловкая пауза в моей жизни. Я внутренне сжался, как червяк на крючке. Где-то в отдалении кто-то хрипло закашлял.

– Потом я услышал колокол, – сказал, наконец, Овидос.

– Колокол… смерти? – спросил я глупо.