Лабиринт Мёнина
Шрифт:
— Вам не слишком повезло, — усмехнулась она. — В моей прежней жизни не было ни подвигов, ни чудес, ни трагедий. Думаю, я и жива-то до сих пор лишь потому, что обо мне написал стихи один мой поклонник, который потом прославился. Нам обоим повезло, но мне больше, чем ему. Но погодите, я непременно перезнакомлю вас с моими завсегдатаями. Среди них попадаются весьма интересные личности и отличные рассказчики. К сожалению, эти качества редко встречаются в сочетании, но случается и такое. Ваш приятель Чиффа, кстати сказать, относится именно к этой категории. Сокровище, а не клиент!
— В таком случае у меня для вас скверные новости, — вздохнул я. — Он здесь больше не появится.
— Почему? — опечалилась хозяйка. — Решил коротать вечера в другом кафе, разнообразия
— Разнообразия ради он решил коротать вечера в другом городе.
— Не понимаю, — она озадаченно покачала головой. — Это шутка? Такими вещами тут не шутят.
— Догадываюсь. Поэтому и не шучу. Он действительно вернулся домой. А я остался вместо него. Что-то вроде обмена заложниками. Так бывает.
— До сих пор я была уверена, что Тихий Город невозможно покинуть, — нерешительно заметила она.
— Да, но некоторым удается сделать невозможное.
— Но как у вас это получилось? Я имею в виду — остаться здесь вместо вашего друга?
— Да так… — я неопределенно махнул рукой. — Отпустить на свободу кого-то другого гораздо проще, чем сделать то же самое для себя самого. Проверено неоднократно на живом человеке — то бишь на вашем покорном слуге.
Она задумчиво уставилась на меня. Видимо, пыталась привыкнуть к моей манере изъясняться. Недоверчивое выражение ее милого лица вдруг сменилось приветливой улыбкой: очевидно, хозяюшка поняла, что я — совершенно безобидный тип, к тому же достаточно забавный болтун, поэтому меня следует приручать, а не отваживать.
— Как вас зовут, солнце мое? — наконец спросила она, ласково и снисходительно.
— Макс.
— А я — Альфа. Это не имя, а давнее прозвище. Но я предпочитаю прозвища именам. По крайней мере, прозвища дают более-менее осмысленно, а имена — как бог на душу положит. Что ж, милый Макс, теперь, когда мы представлены, «пришло время потолковать о многих вещах: о башмаках, о кораблях, о сургучных печатях, о капусте и о королях».
Я невольно рассмеялся, узнав цитату.
— Люди делятся на тех, кто любит рассказывать о чувствах, тех, кто предпочитает истории с моралью, и тех, кто всегда умудряется говорить о чудесах — даже если повествуют о том, как следует чистить картошку. Надеюсь, вы относитесь к последней категории рассказчиков?
— Несомненно, — заверил ее я. — Любая моя история — о чуде. По большому счету, до сих пор со мной не случалось ничего, кроме чудес. Я фигурирую в собственной биографии лишь в качестве свидетеля и, так сказать, пострадавшего: всю жизнь я болею чудесами.
— Именно болеете? — сочувственно уточнила она.
— Именно. Бывают ведь врожденные неизлечимые болезни, вроде малокровия или слабоумия. Моя хворь им сродни.
— Ой, как все запущено! — звонко рассмеялась она.
— Вот именно, — хмыкнул я, залпом допив остатки уже остывшего шоколада. — Хотите грустный секрет? Чудеса не приносят ни счастья, ни комфорта; невероятные события не освобождают от пут повседневности, а всего лишь перекручивают эти путы на иной манер, перед тем как затянуть их потуже… Невыносимо туго, по правде говоря!
— А где жмет-то? — осведомилась моя новая приятельница. — В подмышках?
— В основном в области сердца, — буркнул я.
— Вы действительно больны, друг мой, — сочувственно сказала она. — Но не чудесами, а обычной черной меланхолией. Самая популярная хворь Тихого Города в этом сезоне. Поздравляю, у вас прекрасное чутье на причуды моды! Но если вас интересует мое мнение, я бы посоветовала немедленно исцелиться. Чтобы наслаждаться жизнью, требуется особая, невесомая поступь духа, а сожаления о минувшем сделают его походку тяжелой, как у слона, мечущегося между посудными лавками. Хотите получить рекомендацию квалифицированного лекаря? Немедленно выговориться! Заодно и мое любопытство утолите.
— Хитрая какая, — я почувствовал, что мои губы расползаются в улыбке, на удивление искренней для человека в моем положении.
— А то! Конечно хитрая, на том и стоим, — она вышла из-за стойки и проворно завесила окна синими занавесками, пояснив: — Это — знак моим постоянным посетителям,
Разумеется, я ей все выложил. Это было лучше, чем исповедь, целительнее, чем сеанс у психоаналитика. Потому что когда рассказываешь о себе «правду и только правду», стараясь при этом быть увлекательным или хотя бы забавным, эффект поразительный: собственные горести начинают казаться старым анекдотом, который ты сам уже когда-то от кого-то слышал. А страдания героя анекдота могут разве что насмешить — такой уж это жанр.
— Да, дела… — задумчиво сказала Альфа, когда моя история наконец подошла к концу. — Получается, вы — выдумка? Что ж, это как раз не удивительно. Здесь, в Городе, встречаются те, чья судьба отчасти похожа на вашу. Только вас придумал колдун, а их — обычные люди, литераторы, чудаковатые господа, которых, как правило, никто не принимает всерьез. Некоторых, однако, придумали столь удачно, что публика в них влюбилась. А тот, кого очень любят, непременно становится живым. По крайней мере, здесь, в Тихом Городе. У местных мудрецов есть множество идей касательно природы этого места — о, они бы, пожалуй, сошли с ума, если бы не взяли за правило раз в день после обеда придумывать очередное объяснение для тайны, частью которой стали! Одна из теорий мне очень нравится, она гласит, что Тихий Город помешан на любви. Он любит своих обитателей и делает все, чтобы внушить нам любовь к себе. Что ж, большинство моих знакомых действительно привязаны к этому месту, да и я сама, признаться, тоже. С другой стороны, Тихий Город ревнив, как шекспировский мавр, он собственник и нежный тиран, поэтому уйти отсюда невозможно. И смотрите, как интересно получается: если теория верна и Город действительно помешан на любви, нет ничего удивительного в том, что он помогает воплотиться тем вымышленным образам, которые притягивают к себе любовь живых. Поэтому у вас есть шанс случайно встретить на улице персонажа вашей любимой детской книжки. Имейте в виду и не падайте в обморок, если что! Впрочем, ко мне они не заходят: Тихий Город велик, и каждый может найти здесь местечко по вкусу. Но если вас разберет любопытство, я подскажу, где их искать.
— У меня не было любимых детских книжек, поскольку мое детство — фантазия сэра Джуффина Халли, — флегматично возразил я. — Впрочем, фальшивые воспоминания о том, как я взахлеб читал книжки, по-прежнему выглядят вполне достоверно. Так что, может быть, когда-нибудь потом меня заинтересует ваше любезное предложение.
— Потом так потом. Возможно, Тихий Город — единственное место во Вселенной, где можно позволить себе роскошь откладывать на потом. Что-что, а время здесь — мелкая монета. Мы давно разучились его ценить. Рай — это место, где не нужно торопиться и невозможно опоздать, не так ли?
Она дружески подмигнула мне, поднялась, отодвинула занавеску, распахнула форточку. В кафе ворвался теплый ветерок, он принес нам свежий запах мокрой зелени и несколько обрывков смутно знакомой мелодии. Звуки, словно сухие листья, плавно опустились к моим ногам. Где-то в конце улицы играли — неужели на аккордеоне?! — из плотной синевы сумерек раздавался приглушенный смех и цокот острых каблучков.
— Да уж, чем не рай, — криво улыбнулся я. — Самое смешное, что примерно так я его и представлял. Я был совершенно уверен, что в раю всегда сумерки и кажется, будто только что закончился дождь; цветет сирень… да, и непременно каштаны. И знаете, в саду за домом, где я, скорее всего, поселюсь, действительно полно сирени, и я видел цветущий каштан в соседнем переулке, когда шел сюда! А еще мне казалось, что в раю температура воздуха навеки — плюс девятнадцать по Цельсию. И в любое время суток можно зайти в маленькое уютное кафе, где мне обрадуются и с удовольствием выслушают, но при этом не огорчатся, если мне взбредет в голову не показываться там неделями.