Лабиринт Минотавра (сборник)
Шрифт:
– От чего он умер? – спросил Кромптон.
– Третичная зависть, так сказал студент-медик. Держите ключ. Ваша комната на верхнем этаже, под самой крышей, с прекрасным видом на рыбоконсервный завод.
Кромптон разобрал свои вещички и отправился осмотреть свой новый район.
На фоне чудесного центра Ситесфа Пигфэт выглядел какой-то странной непристойностью. Темный, опасный, пронизанный сыростью и зловонием – но именно таким и задумали его эйяне несколько лет назад, когда решили импортировать трущобные преступления, чтобы проверить, нет ли в них чего-нибудь веселенького или
Он шагал по бесчисленным гнусным улочкам, мимо переполненных гниющими отбросами помоек и тлеющих тюфяков. Желтоглазые коты наблюдали за ним в дикой задумчивости. Мокрый желто-зеленый туман липнул к ногам, пронзительный ветер дергал за фалды пальто. Из забитых досками окон доносились детский плач, стоны совокупляющихся пар и собачий лай.
В ближайшем кабаке пьяный разгул был в самом разгаре. Кромптон поспешил прочь, но дверь «Летучей мыши» внезапно распахнулась, и какой-то человек фамильярно схватил его за рукав.
– Куда ты так торопишься, Профессор? – дружелюбно спросил незнакомец.
Кромптон одарил его взглядом, способным разбить на мелкие кусочки вонючий кочан капусты.
– Сэр, не припомню, чтобы мы были знакомы.
– Не знакомы! – воскликнул человечек. – Ты хочешь сказать, что не помнишь старину Гарри Клейменого, с которым вместе отсидел шесть месяцев в тюряге на Луне за жульничество при отягчающих обстоятельствах?
Кромптон посмотрел на кругленького, лысеющего человечка с влажными глазами спаниеля и толстым приплюснутым носом.
– Я никакой не профессор, – сказал он. – Я никогда не был на Луне. И я никогда прежде не видел вас.
– Во дает! – восхитился Клейменый, едва поспевая за Кромптоном. – Ну и артист же ты, Профессор! Не знал бы – ей-богу, поверил бы, что мы не знакомы!
– Но я вас не знаю!
– Не беспокойся, пусть будет по-твоему, – сказал Клейменый. – Сделаем вид, что мы встретились впервые.
Кромптон продолжал свой путь. Клейменый не отставал.
– Спорим – ты только что приехал, а, Профессор? Здесь уже полно наших ребят. Вот здорово, правда?
– О чем вы? – спросил Кромптон.
– Это эйяне так придумали… В общем, весь следующий месяц мы можем грабить дома в лучших кварталах города, набрасываться на женщин, избивать туристов – короче, резвиться от души, и они к нам лезть не будут. Они заявляют, что хотят испытать на себе моральное поругание. Но ты ведь и сам в курсе.
– Эйяне пригласили всех вас сюда на грабеж? – поразился Кромптон.
– Они даже ввели специальные чартерные рейсы для доставки квалифицированных преступников. Да, надо отдать им должное – глубоко копают.
– Ничего не понимаю, – сказал Кромптон.
– А какой навар, Профессор!
– Да перестаньте вы называть меня профессором!
Клейменый от восторга замер с открытым ртом.
– Таких, как ты, Профессор, – один на миллион! Тебя не расколоть. Шесть месяцев мы провели в одной камере на Луне, и за все это время ты даже не спросил, как меня зовут. И ты не изменился. Вот это, я понимаю, выдержка!
– Оставьте меня! – взвизгнул Кромптон и бросился назад. За его спиной Клейменый
– Это Профессор. Мы с ним отбывали срок на Луне. От этого человека фиг чего добьешься.
Глава 9
По-видимому, Клейменый широко распространил свою легенду, во всяком случае, Кромптон стал в Пигфэте предметом почтительного интереса. Впервые в его жизни к нему подходили совершенно незнакомые люди и предлагали выпить за их счет. Женщины не скрывали своего интереса, медленно прохаживаясь в баре мимо него. Все это забавляло Кромптона, но в то же время не нравилось ему: ведь интересовал их не он сам, а выдуманный тупыми и несомненно больными мозгами тип.
Как-то утром, когда Кромптон поглощал свою обычную овсяную кашу и тосты, Природа, которая не терпит статичности, подбросила-таки катализатор, чтобы сдвинуть с места установившиеся было обстоятельства его жизни. Катализатором явился огромный, крепко скроенный, по-звериному красивый молодой блондин с голубыми глазами, занявший место за столиком напротив Кромптона.
– Надеюсь, ты не против моего вторжения, Профессор, – добродушно сказал великан. – Я прослышал, что ты в городе. Я давно восхищаюсь твоими успехами в рэкете. Это правда, что тебе принадлежит выдумка внедрить в ФБР этих бешеных албанских коммунистов-прокаженных?
– Вранье все это. Прошу вас, уходите, оставьте меня в покое наконец, – сказал Кромптон.
– А так со своими поклонниками не говорят, – заявил великан. – Счастье твое, что ты мой герой, а не то я башку-то тебе размозжил бы. Меня зовут Билли Берсеркер. Моя профессия – уродовать людей. Но я хочу сменить ее на более высокооплачиваемую. Вот зачем ты мне понадобился.
Кромптон открыл было рот, чтобы возразить, но, заметив красные прыгающие искры в голубых глазах Берсеркера, призадумался.
– Чего вы хотите от меня? – спросил он.
– Пошли со мной в одно местечко, – сказал Берсеркер. – Там я тебе все объясню.
Позднее, в отдельном кабинете таверны «Памяти Эль Капоне», Билли Берсеркер поведал все о себе. Берсеркер – это был его псевдоним, «nom de crime». [19] По-настоящему его звали Эдвин Гастенхаймер, вырос он в Патерсоне, штат Нью-Джерси, в семье Чарльза Дж. Гастенхаймера, грабителя банков с мировой известностью, и Эльвиры Гастенхаймер, управляющей совсем незнаменитого клуба «Хи-хи» в Гобоконе. Юный Эдвин старался превзойти своих преуспевающих предприимчивых предков. Школьные годы он провел в борделях Джерси-сити, а потом отправился в Колумбийский университет, где его трижды провозглашали Психопатом Года. По натуре он был хапугой и насильником, но высшие сферы преступности оставались для него недосягаемыми. Так он и жил, калеча от скуки людей, без всякой перспективы на будущее. И вдруг услышал об открывающихся возможностях на Эйе.
19
Воровская кличка (фр.)