Лабиринт Минотавра (сборник)
Шрифт:
Он ругал себя последними словами. Как часто он попадал в ловушки, оканчивающиеся, например, покупкой за десять долларов иллюстрированного двухтомника «Сексуальная история человечества», который, как заметил его друг Манович, можно приобрести в любой лавке за два доллара девяносто восемь центов!
Но голос уйдет, думая: «Эти евреи считают себя лучше других!..» Затем поделится своими впечатлениями с друзьями при очередной встрече «Лосей» или «Рыцарей Колумба», и на черной совести евреев появится новое пятно.
– У
Он заставил себя подняться, но замер, потому что голос ответил: «Благодарю вас», и вслед за этим возник мужчина, прошедший через закрытую, запертую на два замка дверь.
– Пожалуйста, секундочку, задержитесь на одну секундочку, – взмолился Эдельштейн. Он обратил внимание, что слишком сильно сжал руки и что сердце его бьется необычайно быстро.
Посетитель застыл на месте, а Эдельштейн вновь начал думать.
– Простите, у меня только что была галлюцинация.
– Желаете, чтобы я еще раз вам это продемонстрировал? – осведомился гость.
– О Боже, конечно, нет! Итак, вы прошли сквозь дверь! О Боже, Боже, кажется, я попал в переплет!
Эдельштейн тяжело опустился на диван. Гость сел на стул.
– Что происходит? – прошептал Эдельштейн.
– Я пользуюсь подобным приемом, чтобы сэкономить время, – объяснил гость. – Кроме того, это обычно убеждает недоверчивых. Мое имя Чарльз Ситвел. Я полевой агент Дьявола… Не волнуйтесь, мне не нужна ваша душа.
– Как я могу вам поверить? – спросил Эдельштейн.
– На слово, – ответил Ситвел. – Последние пятьдесят лет идет небывалый приток американцев, нигерийцев, арабов и израильтян. Также мы впустили больше, чем обычно, китайцев, а совсем недавно начали крупные операции на южноамериканском рынке. Честно говоря, мистер Эдельштейн, мы перегружены душами. Боюсь, что в ближайшее время придется объявить амнистию по мелким грехам.
– Так вы явились не за мной?
– О Дьявол, нет! Я же вам говорю: все круги ада переполнены!
– Тогда зачем вы здесь?
Ситвел порывисто подался вперед.
– Мистер Эдельштейн, вы должны понять, что ад в некотором роде похож на «Юнайтед Стейтс стил». У нас гигантский размах, и мы более или менее монополия. И, как всякая действительно большая корпорация, мы печемся об общественном благе и хотим, чтобы о нас хорошо думали.
– Разумеется, – заметил Эдельштейн.
– Однако нам заказано устраивать, подобно Форду, фирменные школы и мастерские – неправильно поймут. По той же причине мы не можем возводить города будущего или бороться с загрязнением окружающей среды. Мы даже не можем помочь какой-нибудь захолустной стране без того, чтобы кто-то не поинтересовался нашими мотивами.
– Я понимаю ваши трудности, – признал Эдельштейн.
– И все же мы хотим что-то сделать. Поэтому время от
– Клиент? Я?
– Никто не назовет вас грешником, – успокоил Ситвел. – Я сказал «потенциальных» – это означает всех.
– А… что за премии?
– Три желания, – произнес Ситвел живо. – Это традиционная форма.
– Давайте разберемся, все ли я понимаю, – попросил Эдельштейн. – Вы исполните три моих любых желания? Без вознаграждения? Без всяких «если» и «но»?
– Одно «но» будет, – предупредил Ситвел.
– Я так и знал, – вздохнул Эдельштейн.
– Довольно простое условие. Что бы вы ни пожелали, ваш злейший враг получит вдвойне.
Эдельштейн задумался.
– То есть, если я попрошу миллион долларов…
– Ваш враг получит два миллиона.
– А если я попрошу пневмонию?
– Ваш злейший враг получит двустороннюю пневмонию.
Эдельштейн поджал губы и покачал головой.
– Не подумайте только, что я советую вам, как вести дела, но не искушаете ли вы этим пунктом добрую волю клиента?
– Риск, мистер Эдельштейн, но он совершенно необходим по двум причинам, – ответил Ситвел. – Видите ли, это условие играет роль обратной связи, поддерживающей гомеостаз.
– Простите, я не совсем…
– Попробуем по-другому. Данное условие уменьшает силу трех желаний, тем самым держа происходящее в разумных пределах. Ведь желание – чрезвычайно мощное орудие.
– Представляю, – кивнул Эдельштейн. – А вторая причина?
– Вы бы уже могли догадаться, – сказал Ситвел, обнажая безупречно белые зубы в некоем подобии улыбки. – Подобные пункты являются нашим, если так можно выразиться, фирменным знаком. Клеймом, удостоверяющим настоящий адский продукт.
– Понимаю, понимаю, – произнес Эдельштейн. – Но мне потребуется некоторое время на размышление.
– Предложение действительно в течение тридцати дней, – сообщил Ситвел, вставая. – Вам стоит лишь ясно и громко произнести свое желание. Об остальном позабочусь я.
Ситвел подошел к двери, но Эдельштейн остановил его:
– Я бы хотел только обсудить один вопрос.
– Какой?
– Так случилось, что у меня нет злейшего врага. У меня вообще нет врагов.
Ситвел расхохотался и лиловым платком вытер слезы.
– Эдельштейн! – проговорил он. – Вы восхитительны! Ни одного врага!.. А ваш кузен Сеймур, которому вы отказались одолжить пятьсот долларов, чтобы начать бизнес по сухой чистке? Или, может быть, он ваш друг?
– Я не подумал о Сеймуре, – признался Эдельштейн.
– А миссис Абрамович, которая плюется при упоминании вашего имени, потому что вы не женились на ее Марьери? А Том Кэссиди, обладатель полного собрания речей Геббельса? Он каждую ночь мечтает перебить всех евреев, начиная с вас… Эй, что с вами?