Лабиринт отражений
Шрифт:
Давно меня так не тыкали мордой в землю.
— Мы разбирали разные теории, — говорит Гильермо. — Мы приняли во внимание версии «Аль-Кабара» — о возникновении машинного разума, о мутации, породившей человека-компьютер. Но… наши специалисты склонны улыбаться. Мы думали о пришельце со звёзд. Это красиво, да… слишком красиво для правды. У нас хороший штат психологов, они работают над имеющимися данными, у нас хорошие программисты, они тоже работают. Но пока наиболее вероятной является теория параллельных миров. «Аль-Кабар» мало работал с людьми. Их подход механистичен, а Урман слишком далёк от
Его ладонь тянется ко мне. А я молчу, я не в силах её пожать.
Кем бы он ни был, Неудачник, он старался помочь мне.
Он был — и есть — лучше, чем многие настоящие люди.
— Я не могу принять ваше предложение, Вилли, — говорю я. — Извините. Возможно, вы правы. Но я не вправе решать.
— А кто вправе, Стрелок? — тихо спрашивает Гильермо.
— Только он сам. Неудачник. Он не хочет ничего говорить. Он назвался чужим, гостем, который устал от одиночества — и хочет теперь уйти. Это его право. Это его решение. Он никому не причинил зла, он просто заблудился в нашем нелепом мире. Я помог ему выйти. Показал… надеюсь… что глубина не сводится к кровавым схваткам. Если этого мало — что ж. Пусть он уходит. В свой параллельный мир, или к далёким звёздам. Он свободен, так же как мы.
Гильермо словно осунулся. Смотрит на меня, тоскливо и устало. Наверное, он сказал правду. И вряд ли он хочет Неудачнику зла. Просто разница в подходах.
— И вы позволите ему уйти, Стрелок? — спрашивает он. — Тайна исчезнет надолго, или навсегда… никто не узнает, кем был Неудачник?
— Свобода, Вилли.
— Вы, русские, всегда ставили государство, общество, над человеком, — говорит Гильермо. — Это неправильный подход, да, но ведь вы — русский!
— Я гражданин Диптауна. В глубине нет границ, Вилли.
Гильермо кивает, медленно, неуклюже, встаёт. Смотрит на поджидающее такси. Там, наверняка, несколько боевиков «Аль-Кабара». Может быть, мои друзья Анатоль и Дик…
— Неудачник хоть что-то дал вам, вам лично, Стрелок? — спрашивает Вилли.
— Наверное.
— Я могу узнать, или увидеть? — с неожиданной робостью интересуется он.
Смотрю на него, потом наклоняюсь над воронкой в асфальте.
Два с лишним часа назад здесь погиб дайвер-оборотень, мой нечастый напарник, Ромка. Я не видел, как это было, но могу представить.
Пламя окутывает волчье тело — это значит, что вирус Человека Без Лица проник на Ромкин компьютер. Винчестер его машины дёргается, стирая информацию и портя служебные программы, рвётся связь, Ромка выпадает из глубины, из своей отчаянной и безнадёжной схватки.
Я чувствую запах горелой шерсти, вижу бледный огонь, тело скручивает судорога…
И я исчезаю, проваливаюсь в нарисованный асфальт, в давно затянувшийся канал связи.
100
Полёт.
Россыпь
Спиральные молнии хлещут в лицо.
Я чувствую боль, и первый раз в виртуальности понимаю — она не придумана. Это слабый отголосок той боли, что терзает моё тело в настоящем мире. Я делаю то, что не может, не должен делать человек. Общаюсь с компьютерами напрямую. Иду сквозь сеть, вытягивая информацию из давно отработавших программ.
Больно, трудно, но надо терпеть.
Кажется, я издаю стон. Вскрикиваю, прикладывая ко лбу несуществующие руки. В глаза вбиты раскалённые гвозди, кожу трут наждаком.
Это расплата за невозможное…
Когда я прихожу в себя — передо мной дверь. Я валяюсь в коридоре, длинном и унылом, куда выходит сотня таких дверей. Одна из гостиниц виртуальности?
Боль ещё не утихла, но стала слабее, бережнее. Можно подняться с пола — очень осторожно. Прислониться лбом к холодному дереву двери.
Так ты тоже приходишь в виртуальность с разовых адресов, Ромка?
Я толкаю дверь, даже не допуская мысли, что она может быть заперта, и вваливаюсь в комнату. На стенах — портреты полуодетых красавиц, у стены — столик, заставленный напитками. Странно как-то всё выглядит… Спиной ко мне сидит незнакомый мужчина, колотит по клавиатуре компьютера, фальшиво мурлыкая какой-то мотивчик. Под рукой — полупустая бутылка джина и пепельница с сигарными окурками. Мужчина как раз дохлебывает стакан дешёвого «Хогарта».
— Привет, Ромка! — бормочу я, хватаясь за стену. Обернувшийся мужчина растерянно смотрит на меня, потом вскакивает, подхватывает под руки и тащит к креслу.
Теперь можно забыться…
Ромка подносит мне ко рту полный стакан джина, и запах можжевельника окончательно приводит меня в чувство.
— Убери… стошнит… — я отпихиваю его руку.
— Лёнька, ты? — недоверчиво спрашивает дайвер.
— Я…
— Да выпей, легче станет!
— Алкаш, — шепчу я то, что никогда не решался ему сказать. — Это ты можешь чистый джин хлебать…
— Тоника добавить? — догадывается Ромка. — А мне и так ничего…
Он выплёскивает большую часть стакана на пол, доливает тоником, и вновь протягивает мне. На этот раз я не отказываюсь, пью, чувствуя, как разливается по телу блаженное отупение.
— Как ты вошёл? — спрашивает Ромка. — Дверь ведь закрыта была!
Слишком трудно объяснить, почему мне больше не мешают закрытые двери. Отмахиваюсь и досасываю напиток.
— А как ты меня нашёл?
— Вот… ухитрился… — неопределённо отвечаю я. Но Ромка, похоже, слишком обрадован моим появлением, чтобы допытываться.
— Ты успел уйти от того гада? — спрашивает он.
— Да…
— Вот сволочь, — ругается Ромка. — Он меня загрузил капитально!
— Как ты выполз?
— Вирус был чистый. Завесил мне машину, но после перезагрузки сдох. Всё в пределах конвенции… но круто, чёрт! — Ромка принуждённо хохочет. — Ну и врагов ты заимел, Лёня!
— Завидно?
— Ага! — искренне признается Ромка. — Я боялся, что вы не успеете уйти…
— Успели.
— Роскошная у тебя подружка, — подмигивает Ромка.