Лабиринт отражений

Ольховская Анна Николаевна

– Да не побег это, ее похитили! Нет никакого Расула и не было, Алечка в Никиту с первого курса влюблена! Никита и нашел ее телефон, когда после ссоры выбежал за ней следом! Телефон на земле валялся, как будто его отобрали и выкинули! И паспорт ее дома остался! Ну куда она без паспорта могла сбежать, куда?!

Беда. Беда с ее девочкой, Светлана чувствовала это сердцем, душой, всем своим существом, и тяжесть этой беды сдавила женщину так, что стало трудно дышать, а из глаз опять заструились слезы. Светлана не вытирала их, смотрела мимо Игоря в никуда и шептала:

–

Доченька моя, ну как же так? Родная, ты только держись, мама рядом, мама с тобой, я помогу… Доченька моя…

Горе женщины было таким всеобъемлющим, что Игорь не выдержал, пересел поближе к бывшей жене, обнял ее за плечи и успокаивающе заговорил:

– Да не убивайся ты так, Алина в порядке. Ну выкинула девчонка фортель, сбежала с мужчиной, побоялась, что мы не одобрим ее выбор, не разрешим выйти замуж за гастарбайтера. И тебе, и мне на почту пришло письмо от Алины, в котором она все объясняет, и почему телефон выбросила, и что паспорт ей не особо нужен пока, заявление в ЗАГС они потом подадут, когда вернутся. А вернутся, когда мы с тобой перестанем злиться.

– Электронное письмо мог написать кто угодно, – глухо произнесла Светлана, ссутулившись под рукой бывшего мужа.

– Но Алина рассказала мне то же самое…

– Что?! – Светлана встрепенулась и повернулась к Игорю. – Рассказала? Ты разговаривал с Алечкой? Когда? Почему мне не сказал?

– Не успел просто, ты сразу истерить начала. Сегодня утром позвонила, слышно, правда, плохо было, помехи какие-то. Наверное, там, куда они сейчас с кавалером уехали, связь не очень. Подтвердила все, что было в письме. Просила прощения за то, что заставила нас волноваться. Просила передать тебе, что у нее все в порядке.

– Это точно Алечка была?

– Ну конечно, что я, голос дочери не узнаю?

– Но почему же она мне не позвонила, неужели так обиделась?

– Сказала, что ей стыдно перед тобой, пока не готова говорить. Как только решится – сразу наберет.

– Я буду ждать.

* * *

Принятие вовсе не означало смирение. Или покорность. Или безразличие.

Оно подразумевало передачу пальмы первенства разуму. Страх, злость, боль, отчаяние на грани безумия – всем спасибо, всем отдыхать. Вашей хозяйке надо подумать. Осмыслить ситуацию, проанализировать и прикинуть, что делать дальше.

Хотя нет, не совсем так. Конечная цель была ясна – вернуться домой. А к дому вели две дороги – простая, но мерзкая, и сложная, опасная, но правильная.

В первом варианте стать послушной девочкой, постараться понравиться купившему ее упырю, ублажать его и выполнять все прихоти, дожидаясь, пока упырь ослабит внимание и появится шанс сбежать и добраться до российского посольства.

Или попытаться сбежать, не дожидаясь, пока продадут. Да, шансов на успех в разы меньше, ну и пусть. Лучше пусть убьют. Главное, сейчас вести себя тихо, чтобы бандиты ничего не заподозрили, иначе…

Елки-палки, что за визг? Свинью режут, что ли?

Алина с трудом вынырнула на поверхность реальности, пытаясь понять, что происходит. Нет, не резали, и не свинью.

Хотя свиноподобное существо присутствовало, но не в качестве жертвы, наоборот – весьма упитанная бабища таскала за волосы худенькую девчонку. Источником визга была девчонка, бабища – девушкой эту монументальную особь, несмотря на ее очевидно молодое лицо, называть не получалось – ожесточенно приговаривала:

– Ты щас все языком вымоешь! Сука! Тварь! Весь матрас мой испоганила! На чем я спать буду?!

– Ай, больно! – худышка перешла на ультразвук, Алина невольно поморщилась от звона в ушах – металлические стены контейнера, похоже, резонировали. – Я нечаянно! Я не переношу качку, меня тошнит! Я не успела отбежать!

– А мне по…! – сопела бабища, пытаясь за волосы подтянуть провинившуюся к испачканному рвотой матрасу. – Щас я твоей мордой вытру!

Остальные девушки не вмешивались, хотя было видно, что не все поддерживают толстуху, просто связываться с этим бегемотом не рисковали. Худышка отчаянно сопротивлялась, но разные весовые категории не оставили ей ни шанса. И когда бабища подволокла жертву к матрасу, девчонка прекратила визжать и тихо, обреченно заскулила, готовясь к худшему. Толстуху же власть над жертвой явно заводила, она раскраснелась, глаза заблестели:

– Давно бы так… – отпустила волосы худышки, толкнула ее в спину, заставив упасть перед матрасом на четвереньки. – А теперь высунь язык, щас…

Алина не выдержала, подбежала к девчонке и рывком подняла:

– Не вздумай!

Худышка испуганно замерла, переводя взгляд с Алины на свою мучительницу. А та злобно гавкнула:

– А тебе что за дело? Какого … лезешь?

– Так нельзя! – Алина с вызовом посмотрел на толстуху. – Мало нам мучителей там, снаружи? Нам вместе надо держаться, помогать и защищать, а не издеваться, пользуясь правом сильного!

– Ну так и помоги убогой, убери ее блевоту, – гадко ухмыльнулась бабища.

– Ты прекрасно знаешь, что убирать здесь нечем, нет ни воды, ни тряпок.

– Ну так языком…

– Даже не начинай! – поморщилась Алина. – Переверни матрас испачканной стороной к полу, и проблема решена.

– А ты чего такая борзая? – толстуха набычилась и угрожающе двинулась к Алине.

Худышка испуганно пискнула и шустро спряталась за спину спасительницы. Алине от вида надвигающейся горы сала стало не по себе, драться она никогда не умела. Но и не пришлось – их с худышкой заслонили остальные девушки. Одна из них, повыше и покрепче остальных, уперлась рукой в грудь толстухи, остановив ее:

– Анжела, угомонись. Новенькая права, нам надо вместе держаться, а не гнобить друг друга. – повернулась к Алине. – Кстати, как тебя зовут?

– Вероника.

Алина знала, что ее продали под именем беглянки, Вероники Скворцовой – обезопасили себя на случай поисков. И она решила остаться с этим именем, пока находится в плену. А свое вернуть, когда сбежит.

– Я Катя.

– А я Люся, – пискнула худышка. – Спасибо тебе, Вероникочка.

Глава 10