Лабиринт памяти
Шрифт:
Но у него ни черта не получалось.
В последнее время он терпел поражение за поражением, и это истощило его до предела.
У него не было сил думать, как быть дальше, не было возможностей строить какие-то планы и действовать, а потому он просто признавал неоспоримый факт — он в полном дерьме.
— Ты в дерьме, Малфой, — озвучил его мысли Забини. — Но мне хочется верить, что тебе удастся из него выбраться. Тем более единственный способ тебе известен.
Драко пристально посмотрел на Забини, задумавшись.
Да, способ ему был действительно известен.
Но ему было не известно, достаточно ли у него
***
Гермиона ненавидела это мероприятие. Уже который год подряд она вместе с Гарри и Роном была официально обязана присутствовать на благотворительном приёме, организованном Министерством магии в помощь жертвам войны. И всё бы ничего, если бы не отвратительное понимание: значительная часть денег, собранных в большинстве своём благодаря оправданным Пожирателям, едва ли раскаявшимся в содеянном, всё равно отправлялась в карманы чиновников и коррумпированных работников Министерства, которые много лет покрывали тёмные махинации ублюдков, ещё недавно с гордостью носивших уродливое клеймо на предплечии.
Из года в год она была вынуждена произносить речь перед толпой фальшиво улыбающихся людей и делать вид, что она не в курсе настоящего положения дел. Из года в год она сдерживала Гарри, который много раз намеревался высказать всё, что думает, вслух, и Рона, который и вовсе не собирался с некоторыми — очень многими — церемониться, предпочитая словам куда более красноречивые действия. И поэтому Гермионе из года в год приходилось проявлять чудеса изворотливости и небывалую житейскую мудрость, чтобы вовремя, иногда даже насильно, уводить друзей с мероприятия и тем самым оставлять нетронутой репутацию высокомерных гостей.
— В этот раз всё иначе, — сухо изрёк Гарри, когда они вдвоём зашли в роскошно украшенный зал, полный безупречно выглядящих волшебников и волшебниц, общавшихся на светские темы. — Всего шесть фуршетных столов вместо привычных восьми. Какое упущение!
— Прекрати, Гарри, — положила ладонь ему на локоть Гермиона. — Вспомни, что говорил Кинглси: он вот-вот должен вступить на пост министра, а потому в этом году средства, собранные благодаря этому приёму, действительно пойдут по назначению. Уверена, он лично всё проконтролирует.
Гарри громко вздохнул и, покачав головой, неприязненно буркнул:
— Не нравится мне это всё, Гермиона. Посмотри! Они же фальшивые насквозь!
Он кивнул на ближайшую к ним группу людей, среди которых она узнала отталкивающее лицо мужчины, уличённого в содействии Пожирателям.
— Не думай об этом — всё равно мы ничего не можем изменить, — отозвалась она и торопливо перевела взгляд в толпу, пытаясь найти друзей. Выцепив взглядом Джинни, Гермиона помахала ей и повернулась к Гарри: — Пойдём скорее к остальным. Мы и так задержались на регистрации.
Они двинулись вперёд, и Гермиона, на ходу здороваясь с гостями, мечтала, чтобы время прошло побыстрее и можно было с чистой совестью наконец покинуть этот до абсурдности роскошный зал. Единственным воодушевляющим моментом, скрашивающим её пребывание на этом вечере, было то, что она могла встретиться со школьными знакомыми, с некоторыми из которых виделась крайне редко, могла поговорить с друзьями, окунувшимися в семейные заботы, а оттого не находящими в обычное время возможности для встречи. Вот и сейчас, встретившись с Джорджем, Невиллом, Луной, Парвати и Джинни, она на какое-то
— Джинни, а где… он? — подошла к той и тихо спросила Гермиона, всё ещё надеясь отыскать в толпе знакомое веснушчатое лицо. — Он всегда опаздывает, но чтобы так задержаться…
— Он не придёт, — нахмурилась Джинни. — Сэм написала мне сегодня утром. Сказала, в Министерстве знают, что на то есть уважительная причина.
На какое-то время они обе замолкли, думая об одном и том же.
Оркестр исполнял новую ненавязчивую мелодию, а группа дорого одетых волшебников, коротавших время за вежливой беседой неподалёку от них с Джинни, неискренне рассмеялась, и слышать это было невыносимо.
— Он не простит меня.
— Он простит тебя, Гермиона, — одновременно с ней произнесла Джинни. — Обязательно простит, просто… Ему нужно время. Много времени.
— А про то, что вы с Гарри знали обо всём, он в курсе? — ощущая уже до костей въевшееся в неё чувство вины, спросила Гермиона.
— Судя по тому, что он категорически не хочет с нами общаться, думаю — да, — вздохнула Джинни и, взяв бокал с шампанским, сделала щедрый глоток. — Во всяком случае, он точно догадывается.
Гермиона не знала, что сказать. Прошло около недели с момента их последнего разговора, и всё это время она не решалась побеспокоить Рона, хотя и попросила Саманту позаботиться о нём. Просто она была уверена, что пока что Рон не готов видеть её, не готов с ней говорить и уж тем более не готов простить, и она не могла его в этом винить, зато с охотой винила себя за причинённую ему боль.
В сущности, всю неделю до приёма она только и делала, что занималась самобичеванием, вновь и вновь вспоминая прощальный взгляд Рона, который она не забудет уже никогда, а ещё добивая себя воспоминаниями о Драко, любовь к которому была так сильна, что Гермиона принесла в жертву ей многолетнюю дружбу, которую, возможно, никак не сможет вернуть. Она не могла и дальше жить во лжи и, несмотря на всю горечь осознания, что Рон для неё, скорее всего, потерян навсегда, теперь чувствовала себя куда свободней, понимая, что хотя бы поступила правильно, сказав правду.
Началась торжественная часть приёма, во время которой все вынуждены были выслушать массу пафосных и лживых речей, и Гермиона не заметила, как подошла её очередь выходить на сцену. Как обычно, она должна была говорить от лица героев войны, активно сражавшихся в битве за Хогвартс, а её речь из года в год оставалась практически неизменной. Вот и сейчас она с какой-то отстранённостью поднималась по ступенькам, покрытым кричаще дорогим, искусно расшитым ковром, под неуместно торжественную музыку и мысленно меланхолично повторяла хорошо заученные фразы, которые большинству будет «удобно» слушать. Выйдя на сцену и прошептав заклинание усиления громкости голоса, Гермиона привычно глянула на друзей, ободряюще ей улыбающихся, а потом сделала вдох, собираясь начать говорить, и посмотрела на толпу — и внезапно замерла с полуоткрытым ртом, встретившись с пристальным полуприщуренным взглядом.