Лабиринт. Феникс
Шрифт:
– Ясно!
– Ясно тебе. А вот до меня не доходит, как танки останавливать будем, если придется?
– Так ведь гранаты есть.
– А твои бойцы их когда последний раз метали?
– При мне ни разу.
– Вот то-то и оно. Занятие проведешь. Вас ведь в пехотном училище этому учили?
– Так ведь когда?
– Жить хочешь? – посмотрел в глаза Апраксину, надеясь разглядеть в них хоть толику решимости. – Найдешь время. Я с третьим взводом тебя и Бойко с тыла подопру, чтоб хоть драпать не сразу стали, а немцев боем связали. Не боись, лейтенант!
– Так точно, товарищ капитан.
Не успели толком оборудовать позиции, как ход события изменил немецкий летчик, скорей всего возвращавшийся после бомбежки города и давший крюк с целью разведки территории, на которую нацелен удар пехотных частей. Начало войны, народ не слишком пуган, все-таки по дороге в основном отступление происходит. Самолет стал кружить над колонной, его маневры выглядели угрожающе. Умная голова нашлась, опасаясь обстрела, дала отмашку.
– Укрыться!
Руководители в колонне остановили автомобили, лошадей и пеший люд, приказали прятаться в подлеске, за обочинами, в поле и под теми же автомобилями. Покружив над дорогой, самолет удалился. Очевидно, смертоносный груз и горючее были уже израсходованы. Некоторые индивиды предположили, что летчик – скрытый интернационалист, а потому пожалел беглецов.
Самолет улетел, и на короткое время по всей дороге стало как-то очень тихо. Апраксин услыхал, как Лепешкин сказал Серенко:
– …немцы нация культурная, ежели им не гадить, то и они тебе…
Окликнул:
– Лепешкин! Окоп готов?
– Уже обустраиваюсь, товарищ лейтенант.
– Проверю…
Где-то ближе к четырем часам вечера лейтенант заметил, что дорога стала более свободной, почти опустевшей. Прямо какое-то затишье.
Что, неужели все вышли?.. Да нет! Не может быть, чтоб уже… Ну вон же!
Наяривая лошадей, выжимая из них весь оставшийся запас сил и прочности, по дороге к позициям неслась вереница повозок, сверху укрытых брезентовыми пологами. Лейтенант еще издали по пестроте одежды на людях понял, что табор перекочевывает с места на место, может, уходит подальше от войны, стремясь остаться на советской стороне. Но почему такая спешка? Грохот от колес и поклажи, тревожный гомон и детский плач долетали до них на большом расстоянии. Где-то за спиной, со стороны основной магистрали, там, где прикрывал тылы роты основной состав полка, послышались артиллерийская канонада и ружейно-пулеметная перестрелка. Как все не вовремя!
Завидев красноармейцев, погонщик с первой же телеги стал кричать:
– Немцы! Немцы!
– Занять места в окопах! – отдал приказ личному составу. – Приготовиться к бою!
Что происходит в тылу, дело десятое, его позиции именно здесь, и защищать их придется согласно распоряжению старшего начальника. Апраксин, поднеся бинокль к глазам, всмотрелся в хвост тележного поезда, успевшего выскочить с перелеска на дистанцию засеянного пшеницей поля. Вот он, противник, с которым еще не встречался воочию в смертельной схватке. Из леса выкатились два мотоцикла, выкрашенных в серый цвет, с прикрепленными
– Товарищ лейтенант!..
Оглянулся на голос. Сержант Данилов взглядом задавал вопрос. Что делать? Стрелять или…
Стрелять в ответ пока нельзя, немцы вряд ли могли рассмотреть их позиции, а огонь по цыганам открыли, потому как не слишком спешили догнать «перекати-поле», играя с людьми, как кошка с мышкой. Азарт на лицах врагов. Отсюда в бинокль хорошо видно, что лыбятся в предчувствии охотничьего гона.
Спрыгнул в окоп, напрягая голос, чтоб услышали все, распорядился:
– Огонь открывать только по моей команде. Подпустим немцев на близкое расстояние.
Тем временем телеги цыган почти проскочили мимо отрытых и замаскированных окопов взвода, оставив после себя пыльный шлейф жаркого дня. Фашистские мотоциклисты, будто дождавшись выезда танков на обозримое взводным пространство, сорвались с места и, тарахтя моторами, покатили вперед.
Чуть привстав над бруствером, лейтенант, глядя в окуляры бинокля, рассматривал не их, а кромку леса за спиной немецкого передового дозора. Губы непроизвольно шевелились, произнося цифровой счет сил противника:
– Один… два… три… Нет, это бронеавтомобиль… Еще один…
Распорядился:
– Передать по ходу сообщения! Приготовиться к отражению атаки врага. По мотоциклам…
Мотоциклисты, считай, вплотную к позициям подрулили, сейчас их заметят.
– Огонь!
Бойцы, томимые ожиданием приказа, одновременно в восемнадцать стволов произвели винтовочный залп. Заработал «дегтярь», ручной пулемет, в руках Гаврикова.
– Прекратить стрельбу! Сержант, быстро одно отделение к мотоциклам, по возможности укатить их за позиции.
– Есть!
Звук выстрела и поднятый прилетевшим снарядом сноп земли тут же заставили изменить планы. Немцы не дураки.
Превозмогая страх, Апраксин отлепился от земляной стены, способной защитить от непрямого попадания.
– Отставить! Всем укрыться на дне окопа! Наблюдателям не зевать.
Утюжили снарядами их добрых минут десять, потом…
– Т-товарищ лейтенант! Т-танки на нас двинулись, – проорал Сечкин, один из выставленных наблюдателей.
Апраксин выглянул из окопа.
– Приготовить гранаты. Действовать, как учил. Гавриков!
– Здесь!
– Пехоту отсечешь.
– Знаю.
Да-а! Бойко в лучшем положении. Его взвод на той стороне дороги, только подальше метров на триста будет. Расположился уступом ближе к лесу. Его пока не трогали, а он «молчал». Тоже верно сделал. Ну!.. Ого! Вот и кавалерия! Не бросил майор своих, прислал-таки подкрепление.
Из лесного массива, свернув с дороги, прямо на поле разворачивались для ведения стрельбы три быстроходных бэтэшки. Бойцы их заметили тоже. Кто-то радостно воскликнул: