Лабиринт. Войти в ту же реку
Шрифт:
— Миша!..
Улыбнувшись, подмигнул.
— Иди уже. Все будет хорошо!
Протиснувшись через знакомую уже дыру в заборе, как и предполагал что-то похожее, «нарвался» на ожидавших его «товарищей». Смотри-ка, подготовиться успели! Скаля зубы в натянутых улыбках, все трое готовы вступить в драку. В руках у Кузьмина метровый дрын, очищенный от веток. Заметно, что в кулаке у Пряхина зажата свинчатка, он ее особо и не прячет. Только Шпика с «голыми руками», на силу свою надеется. Помнится, от этой троицы Каретникову перепадало, но упертый характер и изворотливость выручали и тогда.
— Ну, чего встал? Ждешь, когда ребра считать начнем? — осклабился Шпика.
— Ребята, давайте жить дружно.
— Ага! Зассал, интеллигент долбанный! Фиг ты отсюда целым уйдешь!
Михаил вздохнул. Для
Вывалившийся из запястья дипломат, кусками пластика грохнул о землю, своим шумом заставив вздрогнуть троих недотеп. Причинять «тяжкие телесные» даже не планировал, но «поучить» стоило. Только первый шаг пусть делает противник, а то как-то не по-людски, чай не в стане врагов «работает»!
Сам Каретников давно приучил себя к тому, что всегда готов к бою психически, технически и физически, только бы молодое, не тренированное тело не подвело. Повел плечом, переминаясь с ноги на ногу, чуть отступил к дыре в заборе…
— Ты это куда намылился? — спросил скривившись Шпика.
Куда? …понял, что с ним все хорошо, в смысле психики. Только вот физически, и уж тем более технически, он совершенно не готов к драке. Мало того, понял, что сейчас на первый план выходит преимущество «противника» в численном превосходстве. И если он от новых ощущений «не сошел с ума», то это их преимущество предстоит в максимальной мере ослабить. Вопрос! Каким образом? Место считай глухое, школяры через дыру косяком попрут минут через пятнадцать-двадцать, а до этого… Героем его никто не назначал, здесь не кино, чтоб бросаться грудью на амбразуру. Вон как Кузьмин в предчувствии развлекухи, поигрывает дрыном, в размахе прикладывая деревяшку о свою же ладонь. Выход один, как не прискорбно, придется напялить на себя личину дурака и труса, ради спасения собственной шкуры готового на унижение.
— Ребята:.. Парни… Мужики… Да вы что? — страх, даже ужас животный в голосе и жестах. — Я же пошутил!..
Постарался занять наиболее выгодную позицию и просчитать миг нападения. Несколько секунд, пока «ребятишки» пытаются осознать смысл слов. Визуальная оценка каждого.
— Как Бог свят, бес попутал! А так, я, да-а!.. В первых рядах за вас!
Под словесный шум работа, работа, работа: глазами, ногами, корпусом. Вон обломок кирпича лежит… У куста кусок арматуры… Доска на заборе едва держится, одним движением оторвать можно …
— Сережа, ну ты скажи…
Ага, вожак опешил, можно сказать не ожидал от Каретникова такого поведения. Сереня по сравнению с другими покруче будет, значит и начинать с него. Пряхин трусоват, глазами по сторонам косит, пару раз озирался, с него, если что, и ложной атаки хватит. Кузьмин — здоровый ломоть, руки что грабли, но вял и не поворотлив. Только бы под удар дрыном не подставиться. Этот олигофрен ведь без царя в голове лупонет, со всей дури и куда придется. Ударит по темечку и привет, в лучшем случае заказывай инвалидное кресло. Мысли в голове мелькали мгновениями.
Шпика в себя пришел:
— Т-ты, чё-о! Б-баклан!
Двинулся к Михаилу. Остальные «подельники» расслабились. Пряхин гаденько лыбится, Кузьмин от удивления рот открыл. Вдох, выдох. Пора!.. На выдохе, длинный звериный, парализующий всех крик и вместе с криком растопыренной пятерней, неожиданный, без замаха удар Шпике по глазам. Тут же ногой в промежность. Жалеть нельзя. Да пусть он после такого вообще без потомства останется. Его проблемы! Тело отбросил в сторону. Рывок, подшаг к Пряхину. Схватил за грудки и каблуком по ступням, ребром подошвы по голени. Туфли ничем не хуже кастетов. Даже лучше. Рант советский, жесткий, подошва дубленая. О защите даже не думал, да и кричать не перестал. Пока кричит, они в ступоре, рыпнуться не в силах. Хотя Пряхин со своей свинчаткой уже не боец, от боли сам орет не слабее Каретникова. Периферийным зрением заметил замах дубиной. Сдвинув «мешок» в сторону, прикрывшись ним. Кузьмин с размаху со всей силы врезал… по подставленной спине Пряхина, даже слышно как что-то хрустнуло. Порядок, коррекция не требуется. Кувырок вперед, еще из лежачего положения левой ногой как кочергой подцепил лодыжку нижней конечности последнего здорового противника, потянул на себя. Правой, что было сил, ударил в колено. Звериный вой, по другому не назвать, огласил округу. Каретников запыхавшись, поднялся на ноги. Осмотрелся. Словом подвел итог:
— Ну, как-то так.
Уже собравшись уходить, подобрав школьный дипломат, для проформы пнул стонавшего Кузьмина, в отличие от других, отделавшегося «легким испугом». Сначала почувствовал присутствие посторонних, а потом и заметил в зарослях акации учеников младших классов, наблюдавших за ситуацией с самого начала. Гаврики, скорей всего втихаря курили за школьным забором. Улыбнувшись, поднес указательный палец к губам, жестом предлагая малолеткам, не распространяться об увиденном происшествии. В ответ получил утвердительные кивки.
Хорошее начало школьной жизни. Ничего не скажешь, в первый же день ощутил все прелести возраста. Хмыкнул. Вот попробуй после такого объяснить деткам двадцать первого века, что их сверстникам из этого времени все же было жить не в пример лучше и веселее. Что благодаря отсутствию такой необходимой вещи, как компьютер, мальчишки и девчонки, если не нужно идти в школу, утром уходили из дому и играли весь световой день. Что родители к таким гулькам относились «ровно». Даже при отсутствии тогда мобильных телефонов, не слишком переживая за чадушек. Точно зная, что в худшем случае «ребенок» явится с синяком под глазом, выпачканный грязью или вывалянный в снегу, но довольный и счастливый, прошедший еще один урок жизни. При этом детский суицид отсутствовал, как класс. «Синий кит» в страшном сне не снился. На лишний килограмм собственного веса, было по большому счету всем плевать с высокой колокольни, а о количестве съеденных калорий никто и слухом не слыхивал. Любой родитель мог обеспечить семью всем необходимым, что нужно для нормальной жизни. Летом отправить детвору в пионерский лагерь, а после него еще и свозить семейство на море. Пусть «дикарями», пусть не в элитный санаторий для партноменклатуры, но на проезд и на съем жилья, деньги находились.
А, друзья? …Среди этого поколения многие пронесли дружбу через всю жизнь. Через лихие девяностые. Через бурные двухтысячные. И невдомек детям новой эпохи, как так можно, что у их предков остался кто-то, с кем дружат еще со школы. У них все просто. Школу закончили и разбрелись, «welcome to new life!». В этом отношении еще воспитанники Кадетских корпусов, да Суворовских училищ, на плаву держатся. Все остальное «братство» порушилось, словно никогда его и не было вовсе.
Дети восьмидесятых — поколение, воспитанное в правильном русле, впитавшее в себя способность самостоятельно принять решение по любой проблеме, способное рисковать многим, ради достижения поставленной цели. Но при этом, беззаветно преданное своей стране. Так их воспитали. В детстве у них была свобода выбора, право на риск и неудачу, ответственность, и они, готовые к любым последствиям, каким-то образом просто научились пользоваться всем этим…