Лабиринт
Шрифт:
Сажье достаточно наслышан был об отваге Гильома, о его бесстрашной и неутомимой борьбе против крестоносцев за землю Ока, но не позволял себе восхищаться им. И жалеть не хотел. Он видел, какую боль причиняет Гильому мысль об Элэйс. Его лицо говорило об ужасе потери. Но Сажье не мог заставить себя заговорить. И ненавидел себя за молчание.
Они ждали весь день. Спали по очереди. Уже начинало смеркаться, когда стая ворон пролетела над самым склоном — как хлопья пепла от догоревшего костра. Птицы с карканьем закружились
— Кто-то идет, — мгновенно насторожился Сажье.
Он выглянул из-за валуна, нависавшего над входом в пещеру. Огромный камень держался на узком уступе, словно был положен сюда рукой горного великана.
И ничего не увидел, никакого движения. Тогда Сажье осторожно вышел из укрытия. Все кости болели, все тело, не отошедшее еще от жестоких побоев, занемело в бездействии. На костяшках отекших пальцев запеклась кровь, лица было не различить за синяками и ссадинами.
Сажье свесил ноги с уступа, спрыгнул вниз. Приземлился неудачно — тело прошила боль.
— Дай меч, — попросил он, протягивая вверх руку.
Гильом передал ему оружие, потом спустился сам и встал рядом, всматриваясь вниз по ущелью.
Ветер донес далекиё голоса. Потом в меркнущем свете Сажье разглядел тонкую струйку дыма, поднимающуюся из реденькой рощи.
Он перевел взгляд к горизонту, где лиловая земля сливалась с темнеющим небом.
Они подошли с юго-востока, — сказал он спутнику, значит, Ориана далеко обошла селение. С этой стороны они лошадей дальше не проведут — не та тропа. С обеих сторон обрывы и осыпи. Дальше пойдут пешком.
Мысль, что Бертрана так близко, оказалась невыносима.
— Я спущусь туда…
— Нет! — быстро возразил Гильом и добавил мягче: — Нет, слишком велик риск. Если тебя заметят, Бертрана станет заложницей. Уже ясно, что Ориана направляется к пещере. Здесь внезапность сыграет нам на руку. Надо дождаться. — Помолчав, он добавил: — Не вини себя, друг. Ты не мог им помешать. И для твоей дочери будет лучше, чтобы ты держался прежнего плана.
Сажье вырвал у него свою руку.
— Что ты понимаешь? — сказал он дрожащим от ярости голосом. — Как смеешь думать, что понимаешь меня?
Гильом вскинул руки в шутливом отчаянии:
— Извини-извини!
— Она совсем ребенок.
— Сколько ей?
— Девять, — коротко отозвался Сажье.
— Уже может кое-что понимать, — задумчиво нахмурился Гильом. — Даже если из лагеря Ориана выманила ее уговорами, а не увезла силой, к этому времени она должна была разобраться. Она знала, что Ориана в лагере? Вообще знала, что у нее есть тетя?
Сажье кивнул.
— И знала, что Ориана — не друг Элэйс. Она бы с ней не ушла.
— Если знала, с кем имеет дело, — нет, — согласился Гильом. — А если не знала?
Сажье на минуту задумался и покачал головой:
— Все равно. Не могу поверить,
Он осекся, поняв, что проговорился, но Гильом не услышал оговорки, погрузившись в размышления, и Сажье перевел дух.
— Думаю, с солдатами мы справимся после того, как отобьем Бертрану, — заговорил Гильом. — Чем больше размышляю, тем вероятнее мне кажется, что Ориана оставит своих людей ждать, а сюда подойдет только с твоей дочерью.
Сажье стал слушать внимательней:
— Дальше?
— Ориана тридцать лет дожидалась этой возможности. Таиться для нее так же привычно, как дышать. Не думаю, чтобы она рискнула выдать кому-то место, где находится ее драгоценная пещера. Она не захочет делиться тайной, а раз она полагает, что никто, кроме сына, не знает, куда она направилась, то и опасности не предвидит.
Гильом помолчал.
— Ориана… Ради тайны лабиринта она лгала, убивала, предала отца и сестру. Ради этих книг она обрекла себя на проклятие.
— Убивала?
— Первого своего мужа, Жеана Конгоста, — наверняка, даже если не ее рука воткнула ему нож в спину.
— Франсуа, — прошептал Сажье так тихо, что Гильом не услышал.
Луч воспоминания: вопль, отчаянно бьющая копытами лошадь, трясина, засасывающая человека и животное.
— И я всегда подозревал, что на ее совести смерть одной женщины, которую Элэйс очень любила, — продолжал Гильом. — Имя я запамятовал за столько лет, но помню, что она была знахарка из Нижнего города. Она научила Элэйс всему: собирать травы, лечить, пользоваться дарами природы на благо людям. Элэйс ее любила, — помолчав, повторил он.
Только упрямство помешало Сажье сказать о себе. Упрямство и давняя ревность. Но этого он не выдержал.
— Эсклармонда не умерла тогда, — тихо сказал он.
Гильом замер.
— Как? А Элэйс знала?
Сажье кивнул.
— Когда она сбежала из Шато, за помощью пришла к Эсклармонде — и к ее внуку. Она…
Властный и холодный голос Орианы прервал его откровения. Мужчины — оба опытные разведчики — мгновенно распластались на земле, беззвучно обнажили мечи и переползли ближе к устью пещеры. Гильом укрылся за густым кустом боярышника. Его колючие ветви угрожающе топорщились в спустившихся сумерках.
Голоса приближались. Они уже слышали топот солдатских сапог, звон оружия.
Сажье казалось, он вместе с Бертраной проходит каждый шаг. Мгновения растянулись в вечность. Звук шагов, отголоски разговоров словно застыли на месте и не приближались.
Наконец из-за деревьев показались две человеческие фигуры. Гильом не ошибся: они были вдвоем, Ориана и Бертрана. Сажье чувствовал на себе предостерегающий взгляд Гильома, заклинающий не двигаться, ждать, пока Ориана не окажется на расстоянии удара.