Лабиринты чувств
Шрифт:
— Такие деревья, или кусты… не знаю…
— Ты говоришь о них очень мечтательно. У них красивые цветы?
— Такие маленькие, беленькие… совсем невзрачные.
— Незврачные? — недоуменно переспросил Квентин.
— Они так пахнут… Обалдеть!
Юлька прильнула к нему и вздохнула.
Почему, когда кажется, что ты совершенно, абсолютно счастлив, всегда хочется еще чуть-чуть больше? Хотя бы веточку дурманящей черемухи…
А Квентин крепко обхватил ее ручищами, все eщe не желая отпускать от себя свою собственность. И как каждый собственник, весьма некстати вдруг принялся ревниво выпытывать, много ли мужчин
— Только ты… — совершенно честно сказала она чистую правду.
Но ему хотелось знать больше, кому она принадлежала до него, словно это знание могло принести облегчение.
— А ты? — парировала Юлька.
— Я мужчина, — резонно ответил он.
— А я женщина, — нахмурилась Юлька.
— Сколько у тебя было мужчин? — допытывался он.
Наверное, надо было ответить: один. Но Юльку такой допрос вдруг возмутил до глубины души. Разве это сейчас имеет значение?
— Я не считала, — выпалила она.
— Как это?
— А вот так! Потому что любовь — это не бухгалтерский отчет! Ты читал Кампоамора?
Что такое любовь? Вот ответ без прикрас: Это целая жизнь, умещенная в час.— Нельзя каждый час кого-то любить! — процедил Квентин.
— А кто сказал, что каждый час разных?
— Ты.
В Юльке проснулся азарт заядлой спорщицы. Она высвободилась из-под его руки и пристально посмотрела ему в лицо.
— Интересно, а кто определил, сколько можно?
— У людей есть моральные нормы…
— Резонер! — возмущенно оборвала она Квентина. — У тебя наверняка была куча баб, а ты мне здесь декламируешь моральный кодекс строителя коммунизма! Почему это о мужиках, которые каждую юбку задрать готовы, игриво говорят: Дон Жуан… А о женщине обязательно: шлюха?!
— Ты любила всех твоих партнеров? — перебил ее Квентин.
Он тоже вскочил, сел на постели, сверля Юльку глазами.
— Я ненавижу слово: партнер! Мы не в теннис играем!
— Ладно. Ты любила тех, с кем спала?
— Я ложусь в постель с тем, кто меня понимает! Для этого нужно духовное родство…
Квентин саркастически расхохотался.
— Ложь! Я не понимаю тебя. Твоя душа — потемки. Тебе приходится переводить мне вашу так называемую «игру слов»… А ты здесь! — Он хлопнул ладонью по постели.
— Ты ревнуешь меня к прошлому?
— Нонсенс! Но, чтобы иметь отношения, нужно все знать. Так принято.
— Где? Кем?
— В нормальном цивилизованном мире.
— А мы, по-твоему, ненормальные дикари?
— Не утрируй. Я задал обычный вопрос. Я имею право знать кое-что о женщине…
— Которую трахаешь?
— Не понял…
— Не важно. Я поняла.
— Которую люблю…
— О! Это признание? — с вызовом расхохоталась в ответ Юлька. — И ты, конечно, любил всех, кого удавалось затащить в койку!
— Нет.
— А что? По выбору? Каждую третью? Или десятую?
— Почему ты злишься? Если люди считают, что они близки, то вполне нормально без обид обсудить предыдущий опыт, сделать выводы из прошлых ошибок, чтобы избежать их впредь… — попытался втолковать ей Квентин.
— Ты перепутал
— Поэтому я хочу знать…
— Не желаю ничего слушать!
Юлька с силой зажала ладонями уши и громко принялась выкрикивать первое, что пришло в голову:
Люблю грозу в начале мая! Когда весенний первый гром! Как бы резвяся и играя! Грохочет в небе голубом! …Играют волны, ветер свищет! И мачта гнется и скрипит! Увы! Он счастия не ищет! И не от счастия бежит! — Джулия… — он попытался разжать ее руки. — Отстань! Мы все учились понемногу! Чему-нибудь и как-нибудь! Так воспитаньем, слава Богу! У нас немудрено блеснуть!Квентин растерянно смотрел на нее, искренне не понимая, что привело Юльку в такую неописуемую ярость.
Это он должен возмутиться и оскорбиться оттого, что она не хочет с ним поделиться, успокоить его мужское самолюбие… Ведь каждому мужчине важно думать, что только он сумел пробудить в любимой настоящую женщину. Ведь каждый не хочет и боится сравнения с длинной вереницей предыдущих. Ведь нестерпимо мучительно думать, что она млела и растворилась в чьих-то других руках…
Он искренне жаждал всей правды… Но мечтал услышать ложь…
Загадочная русская душа… Все женщины на свете непредсказуемы, но их хотя бы можно понять!
— Джулия… — Он сделал еще одну попытку. — Посмотри на меня. Перестань читать эти ужасные стихи.
Она разжала руки, услышала его слова и оскорбилась еще больше:
— Это не ужасные стихи! Невежа! Это Пушкин!
— Да? Извини… Я не узнал…
— Темнота! Ты учил русский и не знаешь Пушкина? — с издевкой спросила Юлька. — А еще говоришь, что хочешь меня понять!
— Хочу, — озадаченно пробормотал Квентин. Наконец-то окончилась эта истерическая декламация, и разговор возвращается в нормальное русло.
Но у Юльки внутри проснулся озорной язвительный бесенок. Она уселась в позу падишаха, скрестила на груди руки и нравоучительно произнесла:
— Тогда слушай и не перебивай. Значит, так. Мы с Александром Сергеевичем родились в один день. Ну я, естественно, на полтора века позже. Но у нас много общего, потому что наше появление на свет озаряла одна звезда. Ты веришь в звезды? Квентин озадаченно кивнул, не понимая еще, к чему она клонит, но на всякий случай не возражая.