Лабиринты надежд

Бояджиева Мила

– Ты вправе ненавидеть меня, вправе презиратьвсе, но ты должна знать, почему я не разыскал тебя в то лето.

– Я и тогда знала. Увлекся другой - это вполне нормально.

– Пожалуйста, не перебивай меня... То, что произошло с нами в Крыму, оказалось серьезнее, чем я думал... Да, вокруг было полно прехорошеньких малышек. Но я тосковал о тебе. Не сильно, не до смерти, не так, чтобы бросить все к черту и рвануть в Москву правдами и неправдами... Думал: вот отработаю договор, получу деньги - и махну. Намечал встречу на осень... И тут... тут ты сказала, что беременна... И что у тебя трудности. Я понял медлить нельзя

и с трудом оформил себе поездку в СССР. Можешь не верить, но на следующий день меня арестовали. Они уже давно следили за мной, и в Москву, конечно, не выпустили бы, но приглядывались, выявляя связи. Знаешь, в чем обвинили меня?
– Пламен хмыкнул.
– В шпионаже. Ведь у меня были контакты с иностранцами, а некий американец усиленно предлагал контракт в его рекламной фирме. Он оказался цэрэушником. И вроде, как они якобы установили, хотел завербовать меня. Но не успел. Все это раскручивали целых пять месяцев. Когда меня отпустили за недостаточностью улик, я сразу рванулся звонить тебе. Твоя мама сказала, чтобы я навсегда забыл этот телефон, что ты вышла замуж за знаменитого шахматиста и очень счастлива...До меня тогда дошло. Тот парень ещё в лагере увивался возле тебя.

– Господи...Мама ничего не сказала мне!

– Не вини её. Какой я был бы парой для дочери русского министра? Ведь меня все ещё держали под подозрением. Перекрыли выезды за рубеж... Это был тяжелый период... Я стал бороться, за меня вступились правозащитники, начался скандал в прессе... Когда я заявил, что вынужден эмигрировать, меня отпустили в Америку... Но было уже поздно. Нашему ребенку к тому времени исполнилось уже пять лет.

– Ребенка не было...
– Лара перевернула на блюдце чашечку с кофейной гущей.
– У меня был стресс... Я сильно тосковала. Замуж вышла, как во сне. В больницу попала прямо из ресторана, где устраивали банкет... Врачи засуетились - в фате, в кружевах, на носилках... Ребенка сохранить не удалось. Это была пятимесячная девочка...
– Она с усилием взяла себя в руки, отгоняя подступившие слезы.
– Потом было много всего. Сейчас у меня растет Маша - она уже окончила первый класс.

– Выходит, ты все же сумела устроить свою жизнь...
– Пламен вздохнул.
– Слава Богу, стало легче... Все эти годы я жил с ужасной тяжестью на душе... Но не хотел беспокоить тебя, ворошить прошлое... Ты очень красива, Лара. Ты превратилась в восхитительную женщину. Я рад, что у тебя хорошая семья.

Она усмехнулась:

– Помнишь, у Пушкина стихи, обращенные к няне: "Выпьем, дряхлая старушка..."? Так вот - Арине Родионовне было сорок два. Как мне... А ты все же стал знаменит?

– Стал. И знаменит, и богат, и свободен. Но вот со счастьем - не вышло. Конечно, было всякое.
– Он улыбнулся.
– Покуролесил. Но горя было больше... Я женился в тридцать пять. Клара напоминала мне тебя. Нежный, прекрасный цветок... У неё было слабое сердце...

– Не удалось вылечить?

– Я потерял жену и неродившегося ребенка... Странно, словно прошел по той же тропинке испытаний вслед за тобой... Выходит, я потерял двоих детишек... Больше у меня не было. Печальный день. Вернее, ночь... Пожалуй, я выпью что-нибудь покрепче.

– Мне очень жаль...
– Лара покрыла своей ладонью его смуглую руку и заглянула в глаза.
– Мы оба - не слишком удачливы в этой жизни. Хотя, кажется, имели

все, чтобы быть счастливыми. Странно... Ты встречался со Снежиной?

– Очень давно. Она бросила сцену, стала графиней и вполне благополучна. У неё дочь и сын..

– Я знаю. Сидней недавно навестил их. И ещё ту русскую девушку, что пела в ансамбле. Теперь она поет в церковном хоре.

– Анжела, кажется? Удивительно...Такая была отчаянная крошка.Помню, как отбивал её от поклонников.

– Теперь она не окружена роскошью и вниманием мужчин. Живет со старенькой мамой. Одевается в темное. Сидней даже не решился подарить ей яркий шарф от Версаче, который передал Арчи...
– Лара перевернула чашку, вглядываясь в рисунок на донышке.

– Ты умеешь гадать?
– Пламен перевернул и свою чашку.

– Эй, не правильно, надо от себя.

Он перевернул вокруг оси блюдце.

– Теперь так?

– Хитрый.

– Ну и что там у тебя?

– Вполне реалистическая картинка. Дорога. Смотри - общее темное поле разделено белой полосой.
– Объяснила Лара.

– А что за точка посередине?

– Это я. Одинокая понурая фигура.

– Слишком большая и толстая. Похоже на целую компанию. А что у меня ны донышке?
– Он удивленно присмотрелся.
– Кажется, Эрнст Хемингуэй. Борода, мужественное лицо... Понял! Я же снимал рекламную серию к парфюмерии "Прощай, оружие"!

– Ты живешь в Америке?

– Теперь в Милане. Мы с Кларой сбежали сюда от нью-йоркского смога. И ещё потому, что мне предложили хорошую работу. У меня своя студия, дом... Только в нем немного... Немного чересчур свободно. Хочу купить квартиру в Милане.

– Обожаю этот город... Так её звали Клара?

– Да. Почти совпадение.
– Пламен поспешил переменить тему. А где ты живешь?

– В хорошем старом районе, в центре Москвы. И вообще, у меня вполне устроенная жизнь... Завтра уеду домой.

– Позволь отвезти тебя? Мой автомобильчик прямо как самолет.

– Позволяю...
– Ларе все время казалось, что они говорят не о том, упорно избегая главного, важного. Возможно, это последняя встреча, и сколько раз потом, вспоминая разговор, она будет укорять себя за то, что не сказала самого нужного.

Пламен думал о том же. Отлично, что у Лары хороший муж, дочь, дай Бог ей счастья... Именно об этом он и молил всегда высшие силы... Но это не вся правда. Не вся.

– Лара, ты помнишь наряд рабыни?

Она с усмешкой кивнула: - Я все помню.

– Я тоже...Ну, например, как нас схватили бандиты в ресторане.

– А как ты вытащил меня из объятий "султана"? Кстати, он стал премьер-министром Фаруха и предполагает, что является отцом дочери Снежины.

– Вот это да! А я и не заметил, что у них было нечто этакое.

– Я тоже... Я вообще ничего не замечала, кроме тебя, кроме своей влюбленности... Боже, до чего же я была счастлива!.. Но как быстро прошло все...И каким призрачным оказалось счастье.

– Быстро... Жизнь прокатила, грохоча вагонами, словно скорый поезд, я остался на перроне, так и не решившись впрыгнуть в вагон... Черт! Я должен, должен был разыскать тебя! Убрать с дороги этого шахматиста, пусть он хоть трижды знаменит и заботлив. Ты не можешь любить его!

– Мы давно развелись с Зиновием. Он, кажется, живет в Израиле. Моя дочь от другого мужа...