Лабиринты памяти

Робер Кристина

Конверт был изготовлен из плотной желтой бумаги и запечатан серой восковой печатью без каких-либо опознавательных знаков. Но Ника сразу поняла, из какого мира отправлено это письмо.

– Знаешь, что это? – спросил Джейсон. Он выбросил сигарету в урну и втянул голову в плечи: ветер усиливался.

– Нет. Но Рита вряд ли имеет к этому отношение.

Ника спрятала конверт в карман куртки и накинула капюшон на голову. Они дошли до конюшен и повернули обратно: каменная дорожка закончилась, и впереди их ждали лужи грязи и прогнившие беседки.

– У меня в голове не укладывается, что список оказался не

розыгрышем, – неожиданно произнес Джейсон. – Хочешь, скажу честно? Мне плохо без тебя. Я осознаю, что все твои бредовые сказки о другом мире, может, вовсе и не сказки и ты действительно можешь уйти. И мне правда плохо.

Ника недоверчиво посмотрела на него.

– Я думал, что ты быстро наиграешься здесь и приедешь обратно. Я хотел вернуться на службу в полицию, жить нормально и дать нам другую жизнь. Тебе уже восемнадцать…

– Джейсон, – мягко прервала его Ника. Он выглядел таким раздавленным, что ей неожиданно стало неловко, – мне не нужен отец…

– Отец? После всего, что было?

Ника на секунду прикрыла глаза. Всего-то пару раз и было, и то она толком ничего не помнила. Разве что как Джейсон распинал себя за связь с малолеткой. Так себе воспоминания.

– И спасать меня больше не нужно, – продолжила она. – Ты разве любишь сухари?

Ника по-дружески толкнула его в плечо, но Джейсон лишь криво улыбнулся в пустоту, избегая смотреть на нее.

В полном молчании они направились к пансиону. Мимо них прошла группа родителей во главе с мисс Дикман. Судя по обрывкам разговора, женщина повела их на экскурсию к футбольному полю и заодно рассказывала про будущую Аллею Памяти. Джейсон задумчиво проводил их взглядом, а потом произнес:

– Есть еще кое-что. Нашел в почте Шнайдера информацию о посылках одному из твоих одноклассников.

– Кому?

– Алексу Маркелу. Знаешь такого?

Ника настороженно кивнула. Блядство. Почему снова он!

– Паренек получает медикаменты, типа какое-то снотворное. Все официально, по рецепту. Присылает врач из лондонской частной клиники. Только я залез в его медицинскую карту и никаких показаний к применению не нашел.

– А почему тебя вообще это заинтересовало? Обычные проблемы со сном, ничего подозрительного.

– Три года назад, когда я работал с малолетними преступниками, у моего знакомого в отделе он проходил по делу… – Джейсон вдруг запнулся, и лицо его болезненно скривилось.

– Ну! – нетерпеливо воскликнула Ника.

– Об изнасиловании.

Ника вытаращилась, затаив дыхание.

– Знал, что это так повлияет на тебя, но ты должна быть в курсе, с кем учишься.

– Как это было? – прохрипела она. Голос совсем не слушался.

– Девчонка молодая, по уши втрескалась в него, семья верующая – до свадьбы ни-ни. В суде плакала, говорила, что он взял ее силой. А у нее из родных только бабка была. Этого малолетнего ублюдка отец отмазал, дал на лапу кому надо, в итоге суд не нашел доказательств. Вот и всё. От дела остались одни воспоминания. Хоть сто лет копай – ничего не подтвердишь.

Нике показалось, что в мире не осталось звуков – сплошной звон: противный, нарастающий, норовящий разорвать голову на части. Пальцы на правой руке затряслись.

– И ты не можешь его посадить? – выдавила она сквозь стиснутые зубы.

– Говорю

же, нет доказательств. – В светлых глазах Джейсона плескалась злость. – Ты знаешь, какой я скептик, но столько совпадений… Видел лицо этой мелкой – бледная, хоть в гроб клади. Выходит из зала суда и скулит, ну не понимает она, как же так: только что жертвой была, а теперь лгунья. А этот… Маркел. Морда кирпичом, просто вышел, вообще никаких эмоций. Что с этой девчонкой стало – не знаю, но живется ей точно хуже, чем этому… Если вообще живется. Короче, так меня подкосил этот случай, что вскоре мне пришлось оставить должность. А потом я нашел тебя и помог устроиться здесь… и снова пересекся с ним.

Ника слушала его вполуха. В горле поселился жгучий комок, и она тщетно пыталась его проглотить. Маркел прикоснулся к ней и вызвал видение. И это испугало ее больше всего на свете. А теперь Джейсон утверждает, что человек, связанный с ней каким-то мистическим образом, оказался насильником. А Мари? Эта святая девица с таким безобидным видом говорит о том, что у ее брата какие-то тараканы. Какие-то тараканы! Срань господня…

– Расскажи мне потом, что в письме, ладно? – Джейсон мягко коснулся ее плеча, и Ника тряхнула головой, возвращаясь в настоящее.

– Я… да… в общем, да, конечно, расскажу.

Джейсон улыбнулся – просто так, тепло, как улыбался всегда, когда хотел ее подбодрить, – и зашагал к воротам.

– Джейсон, – крикнула ему вслед Ника, – я была рада тебя видеть. Правда.

Он коротко махнул ей на ходу. Ника смотрела ему вслед, закусив губу. От количества мыслей голова шла кругом, а на глаза навернулись слезы. Она никогда не чувствовала себя такой раздавленной и беспомощной. Всю жизнь – по крайней мере, ту часть, которую она еще помнила, – эмоции были чужды ей. Ника не знала, когда все началось, когда она приняла решение глушить голоса в голове, отстраняться от блеклых картин-воспоминаний, которые, кроме холода и темноты, ничего не приносили. Ее одиночество было осознанным убежищем от страха, таившегося в стертом прошлом. А когда сцены оттуда прорывались в сознание, она спасалась таблетками – усыпляла свою живую, любопытную, жаждущую знать правду часть. Схема была отлажена, ее устраивало. Но события последних недель постепенно открывали в Нике нового человека – испуганного и растерянного. Все, что случилось за эти дни в пансионе, всколыхнуло в ней самые грязные, больные и ненавистные воспоминания и теперь заставляло по-новому пережить прошлое.

Спрятав трясущиеся руки в карманы куртки, Ника в отчаянии сжала пузырек и поборола искушение его открыть. Таблеток осталось на один раз. Всего на один раз. Поэтому ей придется подождать. Переложив пузырек во внутренний карман, Ника вошла в здание школы и увидела его. Алекс Маркел стоял неподалеку от входа в компании, видимо, своих родителей. Ника уставилась на них. Мистер и миссис Маркел будто сошли со страниц журнала об образцовых английских семьях: маленькая, слегка располневшая женщина с глубокими карими глазами, одетая в элегантный темно-зеленый твидовый костюм, ее муж – высокий брюнет, облаченный в черные брюки и кашемировый серый джемпер, из-под которого выглядывал воротник голубой рубашки. Словно идеальные родители не менее идеальных детей.