Лабиринты сознания
Шрифт:
Сквозь эту массу людей, не зависящих друг то друга, но оказавшихся в одном месте и в одно время, мы пробирались к выходу на улицу.
Весь наш путь, от комнаты милиции до выхода, прапорщик демонстративно держал меня за рукав, как бы подчеркивая: «Смотрите граждане, вот он - преступник. Он был пойман и обезврежен доблестными сотрудниками милиции».
Выйдя из подземки, я увидел припаркованный буквально в двух шагах от нас, милицейский УАЗик, на котором было написано, правда, не черным по белому, а белым по синему - «милиция».
Судя
– Карета подана, можем загружаться, - в своем же стиле сообщил прапорщик, открывая дверь автомобиля.
В машине водитель и еще один конвоир, причем тоже вооруженный автоматом.
Забравшись вовнутрь, наш «дружный коллектив» разместился так, что «гнойный» прапорщик оказался напротив меня.
Его ухмылка указывала на то, что все время, которое мы проведем вместе, будет сопровождаться неприятным для меня и увеселительным для него общением.
Мне очень хотелось избежать всевозможных разговоров и издевок с его стороны, но, к огромному сожалению, не я здесь командую парадом.
Машина тронулась с места, и мы синхронно закачали головами под воздействием того, что автомобиль совершал маневры и поддавался неровностям дороги.
– Ну так, за что ты бабу завалил?
– спросил меня прапорщик, уверенный в том, что я умышленно притворяюсь сумасшедшим, но не являюсь таковым.
Я же все больше склонялся к тому, что находясь в состоянии, когда теряешь грань между реальностью и чем-то необъяснимым, то это вполне можно назвать сумасшествием.
Понимая, что дотошность этого гения по натуре и мудака по природе приведут к тому, что мне все равно придется отвечать на его вопросы, я решил не усложнять свое и без того затруднительное положение и постараться держаться молодцом, то есть, действовать по обстоятельствам.
– Я не помню, чтобы кого-нибудь убивал, - твердо ответил я.
– Так ты допускаешь вероятность того, что мог кого-то убить и, просто напросто, об этом забыть?
Да, этот занудливый мент не такой тупой, как кажется на первый взгляд. По крайней мере, он умеет широко мыслить и играть словами, что явно не идет на пользу тому, чтобы облегчить мне этот имитируемый допрос в стиле психологического воздействия на подозреваемого.
При всем при этом, он оказался прав. Я действительно допускаю возможность того, что находясь в неконтролируемом состоянии, мог сделать что-то совершенно для меня неприемлемое.
С одной стороны, глупо подписывать себя под столь тяжкое преступление, не помня ни малейшей детали из того, в чем тебя обвиняют. В конце концов, может оказаться так, что меня просто подставили. Подсыпали какого-нибудь хитроумного зелья и подстроили все так, что в конечном итоге я и сам поверю, что сделал это.
А память? На нее в наше время легко воздействовать с помощью изобретений истинных гениев в области медицины, психиатрии и т. д. Уже давно используется электросудорожная терапия, заключающаяся в том, что через головной мозг
И это только то, о чем я слышал. А если вспомнить о том, что в засекреченных спецслужбах не первый год практикуются разные способы воздействия на подсознание человека, не редко применяемые к своим же сотрудникам, то версия о «подставе» не кажется такой уж нелепой.
– Меня подставили, - произнес я, испытав некую радость оттого, что «нащупал» еще один вариант того, что могло со мной произойти.
Человек верит в то, что хочет верить, вот и я в тот миг, как только мою голову посетила эта мысль, искренне поверил в то, что не мог никого убить, а все это подстроено.
– Да ну?! И ты даже знаешь, кому это выгодно, - усомнился прапорщик.
– Нет, не знаю. Кто точно не знаю, но доброжелателей у всех хватает, - с большей уверенностью в своей невиновности, продолжал я.
– Ну, хотя бы предположения? Может, в последнее время у тебя были с кем-нибудь конфликтные ситуации или напряженные отношения?
Ну вот, он окончательно вжился в роль следователя. Мне эти вопросы еще не раз зададут. Это, точно, что-то вроде генеральной репетиции получается.
– Сложно сказать. В такой ситуации, почти всех подозревать начинаешь.
– А на психа ты не похож, рассуждаешь логично, - подметил прапорщик.
– Я и не говорил, что я псих.
– А тебе и не надо. Это психиатры решать будут. Но мне почему-то кажется, что ты и им мозги запудришь, уж больно ты грамотный какой-то.
Я мозги никому не пудрю. Просто я оказался жертвой событий.
– Мне хоть не заливай, - резко прервал меня прапорщик, - жаль, что в наше время перебарщивают с гуманизмом и вас, «жертв», нельзя трогать. А то я бы быстро из тебя правду вышиб, жертва неуравновешенная!
Его резкий тон заставил меня воздержаться от лишних высказываний. В разговоре с этим чудовищем следует вести себя осторожней. Он ведь как собака, которую хозяин сильно не наказывает за то, что она кусает прохожих.
– Слушай, а это идея! Своими скромными усилиями мы можем докопаться до истины, - с детским азартом сказал прапорщик, рьяно вытаскивая резиновую дубинку, - а потом просто составим рапорт, что задержанный оказывал сопротивление.
Меня встревожил настрой этого борца за справедливость.
– Я уверен, ты постепенно начинаешь вспоминать, как все было, - злобно и ехидно сказал неугомонный прапорщик.
Он смотрел на меня, то сгибая, то разгибая дубинку.
В какое-то мгновенье он почти без замаха ударил меня этой дубиной по ноге, чуть выше колена.
Нельзя сказать, что удар был сверхсильным и что боль от него неимоверная, но, в совокупности с напряженной атмосферой и простым человеческим испугом, эффект получился, как от применения электрошока.