Лабрис: Уровень 2
Шрифт:
Надя нервно поправила кожаный рюкзак на плече. Жизнь научила ее всегда таскать все необходимое с собой, и даже полгода в столице не приучили оставлять вещи там, где спишь. Всегда была вероятность, что она не вернется назад. Рюкзачок словно сросся с ней – без него она чувствовала себя неуютно
Сердце начало разгоняться. Сейчас предстояло самое сложное. Дождаться, пока состав отъедет и спрыгнуть на рельсы, постаравшись сделать это так, чтобы остаться незамеченной. Потому что иначе поднимется тревога, остановят движение поездов, а за ней отправят погоню.
Глава 2
Дин
Дин ненавидел свое имя. Каждый
Он вообще не любил незнакомых людей, а знакомых то рядом после отъезда матери и не было никого. Поэтому все общение Дин вел исключительно онлайн. В реальности с людьми всегда было слишком сложно. Да и последний год школы он провел, обучаясь полностью на дистанте, да еще параллельно подрабатывая на удаленке, так что уже привык к тому, что можно и вовсе свести очные контакты к минимуму. Эпидемия все поменяла в чем-то в лучшую, а в чем-то и худшую сторону.
Например, еще год назад на его руки бы все косились. Теперь многие ездили в метро в перчатках и масках, так что он не сильно выделялся. Хотя, как правило, на него вообще никто внимание не обращал. И не только в метро. Дин был очень удобным и поэтому незаметным. Единственное, что многие ранее, когда приходилось ходить в школу ногами, так это его нежелание дотрагиваться голыми руками до чего-либо. Начинались расспросы и, опять-таки, конфликты. Он с ужасом думал, что же будет, когда дистант закончится и на работе его попросят выйти в офис, но его неожиданно и очень вежливо уволили одним днем. Просто прислали письмо о прекращении контракта и остаток зарплаты на карту. Столь удачно найденная работа, позволявшая жить в городе самостоятельно, не выпрашивая у матери деньги, внезапно испарилась как прекрасный сон.
Тут же оказалось, что прокатившаяся после пандемии волна банкротств и сокращений выбросила на улицу так много сотрудников маркетинговых отделов, что найти работу аналитику рекламы было очень тяжело, а с учетом требования полной удаленки и юного возраста – вообще нереально. Больше никакого опыта у него не было. Последние пару месяцев Дин откровенно голодал и прикидывал, когда же накопившиеся счета за свет, газ и воду приведут к тому, что его отключат от всех удобств. Хорошо хоть интернет оплатил на год вперед с последней зарплаты.
Мать раньше присылала деньги, если не забывала, но, когда Дин сам с гордостью сказал ей, что уже нормально зарабатывает, она тут же прекратила переводы. Сначала он думал, что просто забывает, но не напоминать же ей в самом деле. Это было стыдно, причем вдвойне: и из-за того, что он просит денег и из-за того, что намекает какая она плохая мать, раз забыла. Поэтому о финансах он больше не заикался. Ему было проще самому. Да, ни на что не хватало, но зато он вроде как хороший сын, который не беспокоит мать зря.
Потом она и звонить почти перестала. Зачем, когда можно написать пару строчек в Whatsapp?
Позавчера он потратил последние сто рублей. Больше денег не было вообще, и он с содроганием думал, что придется поступиться принципами и таки написать маме, но вечером, подобно лучу солнца сквозь пелену туч или неожиданному выигрышу в лотерею, на почту упало предложение о работе. И не просто предложение, а практически идеальное: требовался аналитик данных, полная удаленка, белая солидная зарплата и официальное оформление в практически государственную компанию. Конечно, требовалось пройти собеседование, но дама на том конце провода, согласовывая дату встречи, приободрила его, что это не более чем формальность. Компанию уже устроило его
Ожидание очной встречи заставило его нервничать. Ведь там придется здороваться за руку, да еще и не с одним человеком. Это значило касаться кожи, ведь на собеседовании то он перчатки снимет. Если обойтись без рукопожатий, то ручки дверей и стол он еще потерпит. Две секунды выпадения из реальности никто, возможно, не заметит. Лишь бы избежать контактов с людьми. В конце концов, нежелание касаться чужой кожи без перчаток теперь у многих еще встречало понимание.
Дин посмотрел на отражение в темной двери вагона метро и нервно уже в который раз пригладил жесткие черные непослушные волосы. Те все равно тут же разрушили всякую видимость прически. Запустил он себя в последнее время, ох запустил. Вот что, скажите, мешало сходить и постричься еще месяц назад? Только дурацкий вопрос: для чего или для кого? Ну вот пожалуйста, его вечером вызвали на важнейшую встречу, а он выглядит как неряха. Хоть одежда чистая нашлась и то хорошо. Единственные джинсы и не очень уместная в такую жару водолазка, но приличных футболок с нерастянутым чистым воротом у него просто не осталось.
Мысленно он в сотый раз проговаривал про себя все хитрые вопросы, которые могут выбить его из колеи и заставить задуматься, погрузившись в себя дольше обычного. Например: откуда такие странные имя и фамилия? От отца. Боснийский серб, погибший в югославских войнах. Мать-россиянка привезла сына на родину сразу после родов, так что гражданство у него изначально российское. Какие сильные и слабые стороны? Внимательность к деталям и чрезмерная внимательность к деталям, из-за чего он бывает крайне задумчивым. Ничего лучше он все равно не придумал. Но надо же как-то оправдать свое поведение.
Дело в том, что Дин ощущал кожей предметы не так как обычные люди. Как только он в первый раз касался чего-либо, то перед глазами начинал работать бешенный диапроектор, отщелкивающий подряд ровно девять слайдов из жизни предмета за две целых и одну десятую секунды. Дин замерял много раз. Конечно, из-за скорости реакции на секундомере получалось то 1.9, то 2, а то и вовсе 2.3 секунды, но если посчитать среднее, то оно всегда оказывалось одинаковым.
Обидно, что никогда не было ясно: касаются ли эти кадры будущего или прошлого предмета. Вселенная как будто каждый раз подкидывала монетку и решала: показать то, что было или то, что только будет и насколько далеко по временной оси забраться. Хорошо еще, если коснулся человека – там хоть по морщинам очевидно в какую сторону заработал внутренний диапроектор, а вот с неживыми объектами чаще всего установить это было сложно.
Практической пользы от такой способности не было никакой – только одни проблемы. Как он ни старался разбогатеть за счет странного ясновидения, но ничего не получилось: ни предугадать выигрышный лотерейный билет, ни узнать цифру, на которой упадет шарик на рулетке, не получалось. Да, иногда он четко знал какая лошадь на скачках придет первой или какой номер выиграет в казино. Только вот оставался вопрос в каком году?
Не сказать, чтобы деньги были так уж важны: Дину было достаточно, чтобы хватало на комфортный уголок для него и компа, да была возможность заказывать еду с доставкой, а больше ничего и не надо. Если бы он очень хотел жить сыто и уютно, то давно бы презрел свои принципы и уехал к матери в штаты – та вначале периодически приглашала сына перебраться к ней, да только Дин когда-то дал обещание ей не мешать. Да и терпеть он не мог ни американскую культуру, ни особенно ее нового мужа. С отчимом он изначально характером не сошелся, а объяснить матери какие гадости он увидел, поздоровавшись с тем за руку не мог. Про свою странность Дин боялся рассказывать кому-либо. Даже маме.