Ладонью солнце не закрыть. Архимандрит Иоанн (Крестьянкин), архимандрит Авель (Македонов), митрополит Симон (Новиков)
Шрифт:
«В 1941 году наша дивизия оказалась в окружении под Одессой. Многих, в том числе и меня, немцы взяли в плен. Я стал лихорадочно думать, как бы совершить побег. И вот, когда нас под конвоем проводили по Одессе и вели мимо кладбищенской церкви, я увидел большую канаву. “Все равно где умирать, – подумал я тогда, – здесь, в канаве, или же в плену”.
“Господи, помоги”, – сказал я тогда про себя, перекрестился и прыгнул в канаву. Конвой был плотный, и, казалось бы, этот прыжок не мог остаться незамеченным. Но Господь уберег меня от неминуемой смерти. Конвоиры ничего не заметили. Когда колонна ушла далеко вперед, я выполз из канавы и пришел в церковь. Прислуживавшие там монахини нашли мне светскую одежду и уголок для проживания. Так
Со своей стороны игумен Досифей рассказывал историю о том, как держал на руках смертельно раненного друга. Тот, умирая, попросил его взять на воспитание его сына. И отец Досифей выполнил эту просьбу. После войны он с сыном своего погибшего друга жил в Прибалтике, где восстанавливал храм. За это его арестовали и посадили в тюрьму.
А отец Иоанн не воевал. Из-за плохого зрения он не был призван в армию, но, так же как и его друзья-сомолитвенники, побывал в заключении. Все они порой предавались воспоминаниям о перенесенных в тюрьме тяготах. Отец Виктор, вспоминая о своих мытарствах, рассказывал, как следователь, добиваясь его признания о сотрудничестве с иностранными спецслужбами, бил его кочергой по затылку и таскал за длинные волосы из угла в угол… Хотя от него так и не добились признания в шпионаже, его все же осудили на пять лет лагерей как «социально опасного элемента» и этапом отправили в Воркуту, на реку Печору.
Отец Иоанн (Крестьянкин) тоже не раз вспоминал о перенесенных им допросах, во время которых следователь переломал ему все пальцы. А звали следователя так же, как и отца Иоанна, – Иван Михайлович. На допросы он, как правило, вызывал по ночам. Накануне кормили только селедкой, пить не давали. И вот ночью Иван Михайлович наливает себе воду из графина в стакан, а несчастный священник, проведший без сна несколько суток и ослепляемый светом лампы в комнате следователя, томится страшной жаждой и выслушивает вопросы следователя. «Расскажи нам все – и ты будешь освобожден от мучений» – таков был смысл проводимых допросов. Но рассказывать было нечего. И отец Иоанн не признавал себя виновным ни в чем.
Следствие по его делу длилось полгода. Полгода пыток и допросов. А впереди обозначилась новая ступень испытаний – лагерь строгого режима. Там, находясь в сложнейших условиях, батюшка не потерял теплоту любви, простоту и доброжелательность, которые он проявлял ко всем заключенным. За эти качества характера батюшки даже воры в законе и тюремная шпана относились к нему сочувственно и называли его с уважительно «батя».
Один из солагерников, Владимир Кабо вспоминал, каким был в те годы отец Иоанн: «Я помню, как он шел своей легкой стремительной походкой – не шел, а летел – по деревянным мосткам в наш барак в своей аккуратной черной куртке, застегнутой на все пуговицы. У него были длинные черные волосы – заключенных стригли наголо, но администрация разрешила ему их оставить, – была борода, и в волосах кое-где блестела начинающаяся седина. Его бледное тонкое лицо было устремлено куда-то вперед и вверх. Особенно поразили меня его сверкающие глаза – глаза пророка. Но, когда он говорил с вами, его глаза, все его лицо излучали любовь и доброту. И в том, что он говорил, были внимание и участие к собеседнику. Иногда в его беседах могло прозвучать и отеческое наставление, скрашенное мягким юмором. Он любил шутку, и в его манерах было что-то от старого русского интеллигента».
Рассказывая о годах заключения, отец Иоанн вспоминал о том, как горячо он тогда молился. По его словам, молитве лучше всего учит суровая жизнь. Истинная молитва была у него именно в заключении, потому что там каждый день он находился на краю гибели. «Повторить во дни благоденствия такую молитву невозможно. Хотя опыт молитвы и живой веры, приобретенный там, сохраняется на всю жизнь. А как часто душа без слов молилась Богу!» – говорил отец Иоанн.
Вот в таких разговорах о тюремном прошлом игумен Дорофей и отец Иоанн (Крестьянкин) помирились и вновь
Последняя служба батюшки в Ясаково была на праздник Воздвижения Креста Господня. На аналой положили крест, украшенный ветками кустарника с мелкими снежно-белыми плодами. На всенощной отец Иоанн с грустью помазывал своих, уже бывших, прихожан. Хор пел «Крест начертав Моисей…». По окончании службы батюшка воздвиг над головой крест, а потом благословил им народ. В храме стояла печальная тишина, у многих на глазах были слезы. Все понимали: это – прощание! Так символично благословил Господь Своего раба иерея Иоанна Крестом на дальнейший путь в новый храм, к новым прихожанам.
Убрали отца Иоанна из Ясаково, но два года его служения там дали свои плоды. Приходская жизнь пришла в движение, люди в округе вновь стали тянуться к Церкви. Да и Троицкий храм преобразился, привлекая к себе ангельской белизной и необычными иконами, установленными в нишах наружных стен. Но, конечно же, не только внешнее и внутреннее убранство храма было плодом деятельности отца Иоанна в Ясаково. Главным было убранство душ его паствы, чистота их сердец и помыслов его духовных чад, которым он часто говорил: «Матерь Божия чистоту любит, и чистые сердцем Бога узрят!»
Иван Большой и Иван Маленький
Космодамиановский храм села Летово был закрыт в конце 1930-х годов. Открыли его во время войны, когда Сталин дал послабление Церкви. Тогда верующие со всей округи стали стремиться туда попасть. В 1957 году настоятелем Космодамиановского храма был назначен священник Иоанн Смирнов. Вспоминая о своем служении в этом храме, он говорил, что ему тогда очень хотелось, чтобы богослужения были для прихожан понятными, чтобы требы хорошо воспринимались людьми, чтобы «радость людей приумножалась, когда они приходят в храм Божий или просят совершить на дому благодарение Господу за Его милость к нам, грешным».
В 1959 году в Космодамиановский храм на служение вторым священником назначили отца Иоанна (Крестьянкина). О первой встрече с ним отец Иоанн Смирнов вспоминал:
«Это было под Троицкую родительскую субботу. Я вошел в алтарь. Отец Иоанн стоял за престолом. Увидел меня, и лицо его просияло доброй улыбкой. Мы обнялись и подарили друг другу братский троекратный поцелуй. Я заметил, как у отца Иоанна загорелись глаза. Мне говорили, что с такими горящими глазами бывают люди с пылкой натурой.
Прошло несколько дней нашего сослужения. Мы быстро сроднились, и я заметил, что он действительно одарен пылкой натурой и стремительным характером в деле устроения вверенного ему храма и судеб верующих людей. Отец Иоанн имел призвание уделять внимание совершению святых таинств и требным пениям, особенно в храме. Сам любил исполнять их. А богослужения совершал не так часто.
Святые таинства и требы он совершал истово. Служение их занимало у него так много времени, что порой казалось, будто он совершает их не только в тех пределах, как они изложены, но значительно приумножает. Помню, как исповедовал отец Иоанн. Уже произносилось “Со страхом Божиим и верою приступите”. А он еще беседует с отдельными исповедниками».