Ладушкин и Кронос
Шрифт:
– Это что, - вмешался в разговор огромный крепыш с розовыми щеками. По Эйнштейну, в сильном гравитационном поле ход времени замедляется. Научимся действовать на гравитационные поля - сумеем и время замедлять. Но проще экономить его за счет сна. Скажем, отключать на ночь лишь одно полушарие и бодрствовать, как дельфин.
– Ну да, - скептически фыркнула Столярова.
– Дай тебе. Лесников, однополушарный сон, да ты же замучаешь человечество своими дурацкими выходками, в два раза больше поразбиваешь стекол или придумаешь что-нибудь
– Они у вас развитые ребята, - сказал Ладушкин учительнице. Она удовлетворенно кивнула, но про себя усмехнулась: знал бы, как эти ребята заикаются, рисуя образы литгероев, - это вам не дифференциальное уравнение, которое и калькулятору под силу.
– А знаете, времени не существует, - вдруг торжественно заявил Галисветов и заговорщицки посмотрел на Ладушкина.
– Есть последовательная цепь событий, а каждое событие рассматривается в его отношении к последующему и предыдущему, поэтому заключает в себе сразу три категории, называемые настоящим, прошлым и будущим. Между прочим, я на эту тему прочел недавно нечто балдежное и даже выучил наизусть.
– Ты не говорил об этом, - вырвалось у Ладушкина.
– Мало ли о чем я не говорю...
– Мальчик насупился.
– Но ты же физматик!
– Лицо Юлии Петровны вытянулось огурцом.
– И когда все успеваешь?
– Что же теперь, и стихи нельзя читать? Вон Андрей Матвеевич слесарь-сборщик, а пишет рассказы. Скоро каждый будет творческой личностью, будет иметь несколько дел и профессий.
– И, взмывая голосом, как профессиональный актер, Галисветов прочел поэму о человеке, который мечтал стать вечным и поплатился за это жизнью.
Минут семь класс слушал его. Наконец кто-то не выдержал, негромко свистнул. Галисветов сразу все понял, черепашкой втянул голову в плечи и сел.
– Поэма не плоха по форме, но ужасна по содержанию, - сделала вывод Юлия Петровна.
– И где ты ее вычитал?
Увидев, что мальчик заметно скис, Ладушкин тихо сказал:
– Не огорчайся, я научу тебя отличать хорошее от плохого.
На что Галисветов ответил:
– Да разве меня это огорчает? Мне вдруг подумалось о том, что будет с Землей через тридцать тысяч лет.
Девятый "Б" так и качнуло, кто-то на "Камчатке" включил транзистор.
Юлия Петровна встала, и все притихли.
– Что такое время?
– сказала она тоном, не требующим ответа.
– На нашей планете его создает суточное вращение Земли вокруг Солнца, которое в свою очередь вращается вокруг центра Галактики. Как ни крути, а обуздать время невозможно. Все мы "у времени в плену", как сказал поэт. Но беречь время надо, в этом Андрей Матвеевич прав. Поблагодарим его аплодисментами.
На
– Все-таки, вероятно, дело в трансноиде.
– Как это?
– не поняла Лагутина.
– Да так. Приснилось, будто кто шепнул на ухо: "Дело в трансноиде". А что это, и сам не знаю.
И вдруг выручил Галисветов.
– "Транс" по-латыни - перемещение, движение. "Ноос" - мысль, разум. Значит, дело в движении разума. Трансноид может быть прибором или органом.
"Все-таки он умничка", - подумал Ладушкин.
– Я сегодня приду, - сказал он Галисветову уже за дверью класса. Починю телевизор, холодильник, унитаз.
В конструкторское бюро Ладушкина пригласили три года назад, приметив его светлую голову: каждый год он вносил по нескольку рацпредложений. В последний раз благодаря ему была улучшена схема блока развертки, и Тамара Орехова, сидящая за контрольными картами, сразу же прониклась таким вниманием к Ладушкину, что он теперь тихо страдал от этого. Сейчас, когда на учете была каждая минута, это внимание особенно тяготило.
В бюро Ладушкина уважали. Не имея диплома, он мог заткнуть за пояс кое-кого из инженеров. Производили впечатление и его публикации в газете, над которыми подтрунивал только Веня Соркин, смущая Ладушкина и вызывая в нем хорошую злость. С Веней у него были особые отношения: он любил его проницательный ум и чуткую душу, но терпеть не мог его черный юмор, однако был благодарен Соркину за то, что тот постоянно держит его в творческом тонусе.
Веня первый заметил, что с Ладушкиным что-то творится.
– Не трухай, старик.
– Он хлопнул его по плечу.
– Или, по-твоему, Кронос обручился с Виолеттой?
– Именно так.
– Тогда сразу шей саван и ползи на погост, если уже сейчас сохнешь.
– Не сохну, а соображаю, как быть.
– Соображают, как сам знаешь, не в одиночку. А вот кое-кто, между прочим, действует.
Веня многозначительно замолчал, интригуя Ладушкина. Тот выжидательно смотрел в его хитровато поблескивающие глаза, но с достоинством молчал.
– Да спроси же меня, как именно действуют, - не выдержал Веня.
– Сам расскажешь.
– Чтоб ты был один такой в мире, - ругнулся Соркин.
– Так вот, кто-то по ночам останавливает стрелки часов на вокзальной башне.
– Ой, мальчики, и мне расскажите, - подскочила к ним Орехова, одергивая свое вязаное платье в ажурных дырочках.
– Томочка, это мужской разговор, - отстранил ее Веня.
Ладушкин недоверчиво смотрел на Соркина.
– Чего уставился, как профессор на таракана? Истинная правда!
Ладушкин знал за Веней особенность разыгрывать друзей и принял эту информацию за очередной блеф. Но все же что-то дрогнуло в нем: уж не появился ли у него единомышленник?