Ладья света
Шрифт:
— Фу! Разве это мужчина? — Ирка за крылышко выудила провалившуюся между клавишами муху. — Когда ты в последний раз капризонил, я приносила тебе чай целых восемь раз! И даже смогла удержать в тайне, что последние семь раз набирала чайник из лужи.
Багров, оценивший такое проявление заботы, рассмеялся, и Ирка тоже расхохоталась и захлопала крышку ноутбука. Пупсоидный капризон ушел из нее без остатка. Ей вдруг захотелось всех любить и всему радоваться. Целовать деревья, траву, желтые листья, вставая на цыпочки, пытаться обнять солнце. Она даже попробовала поцеловать звенящего в воздухе комара, но комар
— Со стороны это выглядело несколько двусмысленно! — сказал Багров.
Ирка бросила в него горстью мокрых листьев и побежала между деревьями. Матвей помчался за ней. Они неслись через заросли, перемахивали через оградки и скамейки, проламывались через кустарник и вновь выскакивали на аллеи. Правильные бегуны в пружинящих кроссовках и новеньких костюмах оглядывались на них с укором как на бегунов неправильных и бессистемных. Хотя «оглядывались» — громко сказано. Чтобы оглянуться, надо было как минимум их обогнать. Это же не удавалось никому. Даже велосипедисты отставали, поневоле сдерживаемые скучным асфальтом.
Внезапно Багров остановился и схватился за лицо. Ирка подбежала к нему. На щеке у Матвея вспухла розовая полоса, точно от удара хлыстом.
Она проходила и через глаз, но глаз был цел.
— Что такое?
— Ветка хлестнула! Я успел зажмуриться!
— Больно?
— Сейчас умру, — пошутил Матвей, но Ирка заметила, что веселость из него ушла. Он повернулся и медленно пошел куда-то. Ирка догнала его:
— Что случилось?
— Эта ветка. Напомнила мне об одном случае, — Матвей шел медленно и, зачерпывая ногами листья, тащил их за собой. Шуршащий звук нравится ему, отвлекал.
— У Мировуда?
— Нет. Тогда я еще не был его учеником. Может, отчасти поэтому я им и стал.
Матвей говорил ровным голосом, лишенным эмоций. Глядел перед собой. Губы кривились.
— Один семилетний мальчик стремился понравиться братьям Орловичам, детям гостившего у них дальнего родственника. Эти Орловичи были взрослее, одному десять, другому двенадцать, и абсолютно не обращали на него внимания.
— Этот мальчик ты?
— Просто «один мальчик». Образ собирательный. Из всякого мусора, — сказал Багров сухо. — И вот, чтобы доказать Орловичам, что он взрослый, он стал унижать другого мальчика, своего ровесника. Этот другой был сыном прежнего управляющего. Управляющий спился, его заменили, но он продолжал жить во флигеле. В обычное время мальчики дружили, но, когда приехали Орловичи, он, разумеется, моментально его предал.
— Почему «разумеется»? — жадно спросила Ирка.
Багров не ответил. Ему важно было договорить.
— Пачкал одежду, дразнил, толкал, выкручивал уши и держал их так, пока не доводил до слез. А тот, второй, робкий, болезненный, никогда не сопротивлялся и все терпел… Он даже почти не плакал, а только смотрел как-то удивленно, точно пытался что-то понять. Он его долго так терзал, но абсолютно без толку! Орловичи все равно не обращали на него никакого внимания. Хотя на то, как обижает, смотрели с интересом. Даже подсказывали всякие интересные варианты мучений — табака в глаза накрошить, заставить съесть перец…
Голос Багрова дал трещину и внезапно стал звучать очень высоко:
— Однажды, когда они гуляли вчетвером, улизнув от гувернера, тот вздорный мальчик
— Вот она, ветка! — сказала Ирка.
— Именно. Орловичу это показалось обидным. Оба брата (а они, сволочи, всегда были заодно!) набросились на него с криком, что надо его высечь. Повалили, задрали куртку, нарвали крапивы. Он кусался и царапался, кричал что-то, но они были сильнее. Тогда мальчик заплакал от унижения и вдруг услышал: «Не трогайте его!» Это просил тот, другой, сын управляющего. Он хватал Орловичей за руки, пытался оттащить, но, конечно, не мог. «Тебе-то что, Гриша? Он тебя бил, ты вот и радуйся!» — «Не трогайте его!» — «Уйди, а то сам получишь!» — «Секите! Только его не трогайте!»
— И что? Высекли они его? — спросила Ирка, волнуясь вместе с голосом Багрова.
— Высекли, — сказал Матвей жестко. — Их заинтересовал такой вариант. Видимо, они втайне боялись неприятностей, потому что их родитель был весьма крут, а сын пьянчужки-управляющего и сын хозяина дома — все-таки разные вещи. А того, первого, Орловичи отпустили. Он мог бы убежать, кинуть в них камнем, ударить палкой, но он стоял, смотрел, как секут Гришу, и не вмешивался. Но внутри у него что-то обрушилось. Он потом с неделю болел, даже бредил. Но в тот день он понял, что такое торжество духа. И еще он понял про себя, что он трус.
— А что стало с этим Гришей?
— Да ничего с ним не стало! — с раздражением ответил Багров. — Умер, кажется, от чахотки, ну уж точно не от порки, можешь поверить! Все уже умерли, кого я знал.
— Кроме меня, — сказала Ирка.
— Кроме тебя, — согласился Багров. — Но ты другое. Ты вообще по другую сторону баррикад.
Ирка ободряюще коснулась его руки:
— Ты мне кое-что напомнил! Мне пора! Я скоро!
Лосиный остров — очень большой парк. Ирка долго и безрезультатно искала в нем валькирий, но потом ей повезло. Совсем близко она заметила Антигона, который волок через просеку сухое дерево. Нос у Антигона целеустремленно мерцал.
— Ау, гараж! Здесь нельзя разводить костры! — радостно крикнула Ирка.
— Костры нельзя — пожары можно, — проворчал Антигон и стеснительно попросил: — Пните меня, бывшая хозяйка!
Ирка пнула. Она очень старалась, даже немного разбежалась. От пинка кикимор отлетел на пол метра и ударился о дерево. Ирка даже испугалась, не убила ли его. Но — нет. Ему понравилось.
— Благодарю, — растроганно сказал Антигон. — Как в старые добрые времена! А то новая хозяйка совсем-совсем хороший человек! «Не принесешь ли ты, Антигончик, если тебе не сложно, бутерброд? Ну, если удобно просить тебя об этом!» Да разве со мной так разговаривают?
— Действительно, безобразие, — согласилась Ирка — Я с ней побеседую.
— Пусть с ней лучше Багров побеседует! — хмыкнул Антигон.
— Почему?
Кикимор уклончиво шмыгнул носом. Ирке показалось, что он чем-то смущен.
— Да так… Она его больше послушает, — буркнул он.
Ирка ничего не поняла:
— Покажешь мне, где валькирии?
— Тренируются. Там укромная поляна. Совсем-совсем скверная, гадкая поляна, устраивающая их во всех отношениях. Без меня вы бы их не нашли! — самодовольно сказал Антигон.