Лагерный пахан

Колычев Владимир Григорьевич

– А Жиха знал, потому и заподозрил Рубача. А ты помог его на чистую воду вывести…

– Сук давить надо!

– Никто не спорит. От них одни беды. Но не мое это дело со стукачами воевать. Я человек маленький…

– Да, но маляву Жихе отбил. Какой тебе в том интерес был? Ведь Рубач тебя хорошо принял…

– А как он еще мог меня принять? От меня и деньги на общак получить можно, и продукты… Но ты же не о том хотел со мной поговорить.

– Спрашиваю, какой у тебя интерес в этой теме был?

– Ну, во-первых, я не с Луны человек, я за справедливость. А во-вторых… Ты сам знаешь, зачем я тебе

помог. Потому и разговор этот завел… Я хочу, чтобы ты забыл Кристину. В этом плане ничего не изменилось. И не изменится. Я очень ее люблю. И не хочу, чтобы ты мешал нам жить… Поверь, я ничего не имею против тебя самого, даже готов помогать тебе дальше, ну, по мере сил и возможностей. Но ты должен оставить нас в покое. И ты должен дать слово, что забудешь про Кристину!

Шмаков важно раздувал щеки, но в голосе проскальзывали истерические нотки.

– Так, погоди, ты ведь уже помог мне, – усмехнулся Трофим. – А слово дают до, а не после… Или нет?

Шмаков ничего не сказал. Только понуро махнул рукой. Дескать, что возьмешь с человека, у которого ни стыда ни совести. Это было признаком слабости с его стороны, а Трофим терпеть не мог хлюпиков. И все же он пошел Викентию навстречу.

– Да ладно, не махай. Дам я тебе слово… Только ты сам подумай, как я могу забыть твою Кристину? У меня же нет кнопки в голове – нажал да и все забыл. Нету такой кнопки… А то, что дорожку к ней забуду, это я могу пообещать. Тем более что я этой дорожки не знаю. И ты мне не скажешь…

– Не скажу.

– И срок мне большой светит. А может, и лоб зеленкой намажут… Так что по-любому не видать мне твоей Кристины…

– Но слово ты все равно дай! – настаивал Шмаков.

– Да, слово пацана даю, что забуду к ней дорожку.

Трофим и сам ощущал несерьезность этого обещания, и Викентий должен был понять, что это все не более чем блеф. Но, похоже, ничего не понял. Прямодушно улыбнулся, порывисто схватил его за руку, пожал ее.

– А насчет зеленки ты, наверное, пошутил, – Шмаков выжидательно глянул на Трофима.

– Да нет, мне мокруху шьют. Пока отбиваюсь, но если менты снова насядут…

– Что значит насядут?

– Знаешь, что такое пресс-хата?.. Так я там уже побывал. Обошлось. Но если еще раз сунут…

– Пресс-хата – это противозаконно! – с чувством выпалил Викентий.

– Ага, ты куму это скажи!

– Зачем кум? Есть прокуратура надзора, есть советская власть, наконец…

– Ты это серьезно? – Трофима так и подмывало покрутить пальцем у виска.

– Конечно, серьезно! Надо уметь отстаивать свои права… Уметь… Наша беда в том, что мы не умеем этого делать…

– А ты умеешь?

– Ты за меня не беспокойся. Ты за себя беспокойся… Так и быть, помогу тебе. Есть очень хороший адвокат, со связями, уверен, что если он возьмется за твое дело, то в пресс-хату ты больше не попадешь. И линию защиты он умеет выстраивать…

– Хороший адвокат стоит хороших денег, а очень хороший – очень хороших денег…

– За деньги ты не беспокойся. Это я возьму на себя…

– Не надо, это мы уж как-нибудь сами… А за адвоката я перед тобой в долгу. Буду. Если польза от него будет, то буду…

– Будет польза от него. Будет…

На третий день после этого разговора Шмакова забрали из камеры вместе с вещами. А еще через два дня Трофим

узнал, что дело его развалилось, не доходя до суда…

Шмаков отправился к не только им любимой жене, а Трофим остался в камере. Была встреча с адвокатом, были допросы, но с пресс-хатой его больше не доставали…

Часть вторая

1992-1993 годы

Глава 8

Поздняя осень. Холодный ветер кружил на парковой аллее хоровод из опавших листьев и страничек отрывного календаря. Обнажались деревья, уносились вдаль прошлого последние ноябрьские дни. Ледяной дождь стучался в окно – то косыми водяными стрелами, то мокрой снежной хлябью. Зима уже совсем близко, на улице промозгло и знобко, но в кабинете мягкая тишь и теплая благодать…

Кристина отошла от окна, вернулась к столу, опустилась в удобное рабочее кресло. Тишина и покой обманчивы, в любой момент ее может закрутить карусель рутинно-неотложных дел. А она фактически ничего не знает и не умеет. Придется учиться на ходу… Хорошо, что есть опытный заместитель, но можно ли ему довериться – вот в чем вопрос. Он бывший директор той самой гостиницы, которая теперь принадлежит акционерному обществу, учрежденному «Транком-банком». Раньше Юрий Антонович здесь был царь и бог, а сейчас всего лишь заместитель генерального директора, в должности которого пока что только значилась Кристина. Но рано или поздно она все здесь возьмет в свои руки. А пока она будет учиться…

«Транком-банк» – владение мужа. В годы застоя Викентий занимался подпольной торговлей и ростовщичеством, во время перестройки на волне кооперации основал свой собственный коммерческий банк – теперь он легальный предприниматель. Наконец-то сбылась его давняя мечта, когда любимым делом можно было заниматься без опасения попасть за решетку…

Мужа своего Кристина знала очень давно, с самого раннего детства. Он был другом ее отца, а когда родителей не стало, взял ее к себе, сначала удочерил, а когда она выросла, взял замуж. Она сама этого хотела, а он не очень-то и упрямился. Он никогда не был красавцем, а многие даже считали его смешным, но Кристина всегда была равнодушна к тому, что думают о нем люди. Викентий сидел в тюрьме, он ворочал противозаконными делами – по сути, он был государственным преступником, но для нее это ровным счетом ничего не значило. Для нее Викентий всегда был добрым и заботливым – сначала отцом, затем и мужем. Ее же саму трудно было назвать подарком. Она капризничала, могла даже ударить, иногда доводила его до слез. Но никогда не выносила сор из избы, никогда ему не изменяла. Хотя, если честно, иногда и подмывало совершить глупость…

Викентий не был гигантом в постели, зато в коммерции и финансах равных ему не было. И проныра еще тот – связи на всех уровнях, как в светском, так и в криминальном мире. Пятьдесят лет ему, а он все еще полон сил и энергии. Столько в нем задора, что еще столько же лет на одной ноге отстоит. С ним Кристина чувствовала себя как за каменной стеной. И даже не представляла, как можно жить без него. Хотя и сама она вроде бы не промах…

В селекторе послышался голос секретарши:

– Кристина Ильинична, вам обед в кабинет подать или вы сами спуститесь?